Марид Одран
Шрифт:
Она выстрелила несколько раз в потолок, чтобы доказать серьезность своих намерений.
— Освободите мальчика, — хрипло сказала она, — и дайте нам уйти.
— Не могу вам этого позволить, — отрезал я, — думаю, что Фридлендер Бей захочет…
Услышав близкое шипение, я понял, что на этот раз Умм Саад выстрелила в меня. Я глубоко вздохнул, ожидая почувствовать боль, которая укажет место ранения, но ничего не последовало. Умм Саад была настолько взволнована, что промахнулась
Затем она вскинула было ствол на Кмузу, который не двигался с места, защищенный телом юного Саада, — и вновь повернулась ко мне. Но тут подоспел Говорящий Камень и резко ударил ее по запястью. Игломет выпал из руки Умм Саад. Говорящий Камень занес над ней тяжелый кулак.
— Нет! — закричал я, но было слишком поздно. Мощным ударом он сбил ее с ног. Умм Саад лежала на спине, шея ее была неестественно вывернута набок. Из уголка рта вытекла струйка крови. Я понял, что Камень убил ее одним ударом.
— Вот и номер второй, — прошептал я. Теперь я мог полностью переключиться на Абу Адиля и Умара, эту наивную игрушку в руках старика.
— Сын шакала! — вскричал мальчик. Он стал вырываться, и Кмузу выпустил его. Он наклонился над матерью и обнял ее. — Мама, мама… — безутешно рыдая, повторял он.
Мы с Кмузу подождали некоторое время. Наконец я вмешался:
— Саад, вставай.
Он поглядел на меня. В жизни в глазах человека я не видел столько злобы.
— Я убью тебя, — прошипел он. — Обещаю тебе. И всем вам.
— Вставай, Саад, — повторил я, — Жаль, что все так случилось, но сделанного уже не поправишь.
Кмузу положил руку ему на плечо, но мальчик стряхнул ее.
— Слушай, что тебе говорит мой хозяин, — посоветовал Кмузу.
— Нет, — ответил Саад, и его рука молниеносно метнулась к игломету. Камень наступил ему на руку. Саад скорчился рядом с матерью, со стоном схватившись за запястье.
Кмузу наклонился и поднял оружие. Выпрямившись, он передал его мне.
— Что делать дальше, яа Сиди? — спросил он.
— С мальчиком? — Я задумчиво посмотрел на Саада. Я знал, что от него нельзя ждать ничего хорошего, но жалел его. Он был лишь заложником в сделке его матери с Абу Адилем, доверчивым простаком в его честолюбивых замыслах. Вряд ли сам Саад понимал это. Для него мать навсегда останется мученицей и жертвой несправедливости.
— Что с ним сделать? — спросил Кмузу, вторгаясь в мои мысли.
— Отпустите его. Он и так достаточно натерпелся.
Кмузу отступил, и Саад поднялся на ноги, прижимая к груди почерневшую руку.
— Я позабочусь обо всем необходимом для погребального обряда, — пообещал я.
Еще. раз его лицо исказила ненависть.
— Не трогайте ее! — закричал он. — Я похороню ее сам. — Спотыкаясь, он пятился к двери.
У самого выхода он обернулся. — Если проклятия сбываются, — срывающимся голосом проговорил он, — призываю их на вас и весь ваш дом. Я отплачу вам стократ за то, что вы сделали. Я клянусь троекратно жизнью Пророка Мухаммеда! — И он выбежал из столовой.
— Вы приобрели заклятого врага, яа Сиди! — заметил Кмузу.
— Знаю, — сказал я, покачав головой. — Но что я могу поделать?
На столике зазвонил телефон, и Камень взял трубку.
— Да? — сказал он. Послушав немного, он передал ее мне.
Я взял трубку.
Это был второй из Камней.
— Приезжайте, — лаконично сказал он. Я похолодел.
— Мы едем в больницу, — объявил я. Поглядев на тело Умм Саад, я заколебался.
Кмузу верно истолковал мое замешательство.
— Если вы считаете нужным, яа Сиди, Юсеф займется необходимыми приготовлениями.
— Да, конечно, — сказал я. — А вас обоих я беру с собой.
Кмузу кивнул, и мы вышли из столовой в сопровождении Лабиба — или Хабиба. Кмузу подогнал седан к крыльцу. Я забрался на заднее сиденье, предоставив Камню втискиваться на место рядом с водителем.
Кмузу мчался по улицам с такой же быстротой, как в свое время мой знакомый таксист Билл. Мы были у дверей палаты номер один как раз в тот момент, когда оттуда выходила медсестра.
— Ках состояние Фридлендер Бея? — спросил я, ожидая самого худшего.
— Он еще жив, — отвечала она. — Он в сознании, но не задерживайтесь у него долго. Его готовят к операции. В палате доктор.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Подождите меня здесь, — обернулся я к своим попутчикам.
— Хорошо, яа Сиди, — отозвался Кмузу. Камень не издал ни звука, бросив враждебный взгляд на раба.
Я вошел в палату. Там санитар брил Папочке голову, готовя его к операции. Рядом, волнуясь, стоял Тарик, Папочкин камердинер. Доктор Йеникнани и еще один врач сидели за столиком, что-то обсуждая вполголоса.
— Хвала Аллаху, вы пришли, — сказал камердинер. — Хозяин спрашивал вас.
— Что случилось, Тарик? — спросил я. Он хмурился, с трудом сдерживая слезы.
— Не знаю. Врачи, наверно, скажут. Идите поскорее к хозяину, пусть он видит, что вы здесь.
Я подошел к Папочке и посмотрел на него. Казалось, он дремлет. Лицо его стало неестественно серым; веки и губы почернели. Дыхание еле слышалось. Медбрат закончил бритье, и голый череп Папочки еще больше усилил его сходство с покойником.