Марид Одран
Шрифт:
— Ты уверен, о шейх? — спросил я. — Она действительно не твоя дочь?
Секунду я ожидал оплеухи. Но Бей нарочито спокойным голосом произнес:
— Клянусь тебе в том жизнью Посланника Аллаха, да пребудет с ним мир и покой.
Для меня этого было достаточно. Фридлендер Бей мог пойти на небольшую хитрость, если она приближала его к выбранной цели, но он не был способен на клятвопреступление. Мы и сработались с ним отчасти потому, что оба не лжем. Я посмотрел на Умм Саад.
— Есть ли у вас доказательства вашей правоты? —
Ее глаза стали круглыми.
— Доказательства? — воскликнула она. — Какие доказательства понадобятся вам для того, чтобы узнать своего отца?
Умм Саад даже не догадывалась, насколько щекотливый вопрос затронула. Я не обратил на ее слова особого внимания.
— Папочка… — Я осекся. — Хозяин дома проявил к вам доброту и уважение. Сейчас он просит вас завершить визит. Как он и обещал, при отъезде вы можете воспользоваться помощью всех наших слуг. — Я обернулся к Говорящему Камню, и тот подтвердил кивком. Он проследит, чтобы Умм Саад и ее сын оказались за дверями с последним слогом утренней молитвы муэдзина.
— Тогда мы должны собраться, — сказала она, вставая. — Пойдем, Саад.
И они вдвоем покинули маленькую столовую с таким достоинством, словно это был их дворец, а мы — их лакеи.
Руки Фридлендер Бея прижаты к столу так, что костяшки пальцев побелели. Он испустил несколько глубоких и продолжительных вздохов.
— Что вы намерены делать, чтобы положить конец этому безобразию? — спросил он.
Я перевел взгляд с Кмузу на Говорящего Камня. Никто из них не проявлял ни малейшего интереса к случившемуся.
— Хотелось бы для начала кое-что выяснить, о шейх! — сказал я. — Например, так ли необходима ее смерть? А что, если я выберу другой, менее кровопролитный способ утихомирить ее?
— Ты сам видел и слышал ее. Ничто другое не заставит эту женщину отказаться от своих планов. И, кроме того, ее смерть удержит других вымогателей от подобной стратегии. Почему ты колеблешься, сынок? Это так просто и эффективно. Ведь ты убивал прежде. Неужели трудно еще раз сделать доброе дело? Тебе даже не придется изображать несчастный случай. Сержант Хайяр и так все поймет. Он не станет возбуждать уголовное дело.
— Хайяр уже лейтенант, — напомнил я. Папочка нетерпеливо отмахнулся:
— Да, конечно…
— Ты думаешь, что Хайяр сквозь пальцы посмотрит на убийство?
Хайяр был подкуплен, но это не значило, что он будет спокойно смотреть, как я делаю из него посмешище. Сейчас мне было позволено многое, но при этом следовало вести себя осторожно и не задевать самолюбие Хайяра. Старик сморщил лоб.
— Сынок, — медленно заговорил он, чтобы я уловил каждое слово, — если лейтенант Хайяр заупрямится, его можно сместить. Тогда, может быть, с его преемником тебе повезет больше. И так продолжать смену начальства до тех пор, пока в участке не появится умный полицейский с богатым воображением.
— Да укажет нам путь Аллах, — пробормотал я. Последнее время Фридлендер Бей с завидной легкостью отфутболивал к другим решение жизненных затруднений. Я еще раз поразился тому, что Папочка не спешил самостоятельно нажать на спусковой крючок. Еще в раннем возрасте он научился перелагать ответственность на чужие плечи. А я стал его самым счастливым избранником.
— Пообедаем? — спросил он. У меня пропал аппетит.
— Ради Бога, прости меня, — сказал я, — но у меня еще много дел. Может, после обеда ты ответишь мне на несколько вопросов. Я бы хотел узнать что-нибудь о Реда Абу Адиле.
Фридлендер Бей развел руками.
— Не думаю, что знаю о нем больше твоего, — сказал он.
Так почему же Папочка настаивал, чтобы Хайяр приступил к официальному расследованию? И почему он молчал теперь? Или это было моим испытанием? И сколько таких испытаний я должен пройти?
Или же — в таком случае дело становилось еще занятнее — заинтересованность Хайяра к Абу Адилю исходила не от Папочки. Может быть, Хайяр продавал себя несколько раз: Фридлендер Бею, затем второму по величине покупателю, третьему, четвертому…
Я вспомнил, что пылким пятнадцатилетним юнцом пообещал своей подружке Нафиссе никогда даже не глядеть на других девушек. Потом я дал такое же обещание Файзе, у которой груди были гораздо больше. Затем Хануне, чей отец работал в пивоварне. Все было прекрасно до тех пор, пока Нафисса не узнала о Хануне, а отец Файзы не узнал о них обеих. Девушки охотно лишили бы меня мужских достоинств и выцарапали бы мне глаза, не ускользни я из Алжира, пока враг дремал. Таким образом началась моя одиссея, которая и привела меня в этот город.
— Это старая забытая история, к тому же неуместная в данной ситуации. Я просто хотел показать, на какую беду нарвется Хайяр, если Фридлендер Бей и Реда Абу Адиль уличат его в двурушничестве.
— Разве Абу Адиль не является твоим главным конкурентом? — спросил я.
— Этот джентльмен, пожалуй, может решить, что мы конкурируем. Но не думаю, что между нами могла пробежать черная кошка. Аллах дает Абу Адилю право продавать кованую бронзу там, где я продаю свою. Если кто-то купит товара у Абу Адиля больше, чем у меня, я благословлю и покупателя, и продавца. Я получаю средства к существованию от Аллаха, и Абу Адиль не может мне ни помочь, ни помешать.
Я подумал о крупных суммах денег, проходивших через руки Фридлендер Бея: часть из них в толстых конвертах оседала на моем столе. К кованой бронзе они наверняка не имели отношения. Бронза была весьма благовидным эвфемизмом; я решил, что так оно и сойдет.
— По словам лейтенанта Хайяра, — сказал я, — Абу Адиль замышляет вытеснить тебя из мира бизнеса. И ты так думаешь?
— Только Вседержитель Мира может это сделать, сынок. — Папочка поглядел на меня с любовью. — Но мне нравится твое внимание. Не беспокойся насчет Абу Адиля.