Марина и цыган
Шрифт:
– Где твой чемодан, Марина?
– Она остаётся! – ответила ему за меня моя мама.
Дядька недоумённо посмотрел на сестру, после чего снова перевёл взгляд на меня:
– Как это остаётся?
– Ну, ещё на недельку: бабушка просит!
Женька ещё немного постоял, а потом на цыпочках двинулся к двери. Через минуту мама с бабушкой последовали за ним. Одна лишь я, словно в оцепенении, продолжала стоять посредине комнаты. В моей голове мелькали обрывки каких-то мыслей и я не знала, на что решиться. В самом деле: что мне делать сейчас в городе? Все мои подружки разъехались, кто куда. К тому же, я ещё не успела вдоволь накататься на Орлике! А Роман? Ведь мы с ним только-только познакомились…
Я зажмурилась, представив себе, какие операции мы могли бы провернуть вместе с цыганом. А когда снова открыла глаза, то увидела в окне дядьку, который, довольно потирая руки, что-то говорил деревенским. Этот миг всё решил. Внезапно меня охватило плохое предчувствие и в голове всплыла неизвестно откуда взятая фраза: «Надо уметь вовремя сойти со сцены!» Сорвавшись с места, я бросилась в горницу и, словно в лихорадке, надела на себя платье и босоножки. Затем бросила в чемодан халат и захлопнула крышку. Не знаю, чего я больше боялась в этот момент: передумать или опоздать. Выбежав на улицу, я рванула на себя дверцу «газика» и забросила чемодан внутрь. Возившийся с мотором Иван Михайлович поднял голову и посмотрел на меня с удивлением. У Женьки же при виде меня на скулах проступил багровый румянец. Только мама, которая беседовала с бабой Тоней по другую сторону «газика», спокойно сказала:
– Так ты едешь, Марина? Ну, и хорошо!
Обогнув машину, я приблизилась к бабушке и прижалась к её груди:
– Прости меня, ба!
– Что поделаешь, - вздохнув, та ласково погладила меня по голове. – Раз решила – значит, езжай, Марина!
– Ты ведь приедешь к нам в гости, ба? А корову на время Сергею оставишь! Обещай, что приедешь!
– Приеду, приеду, - успокоила меня баба Тоня.
– Когда мы едем? – поинтересовалась я у мамы.
– Примерно через полчаса, - мельком взглянув на свои наручные часы, ответила она.
Значит, у меня в запасе было ещё целых полчаса. Внезапно в моей голове мелькнула мысль: флажок! И как я не додумалась до этого раньше? Вернувшись во двор, я приставила лестницу к чердаку и взобралась наверх. Приложив ладонь козырьком ко лбу, я пристально всматривалась вдаль, туда, где на горизонте темнел лес. Ветер развевал моё платье и волосы, а на верхушке шеста трепыхалось жёлтое пятнышко. «Успеет или нет?» - гадала я. Потом мне пришло в голову, что Роман, возможно, где-то неподалёку, но не хочет показываться из-за посторонних. Поэтому, спустившись с чердака, я решила напоследок прогуляться по саду. Однако, окинув внимательным взглядом ближайшие кусты, не заметила ничего необычного. Неожиданно со стороны плетня донёсся какой-то шорох и затем из-за дерева вышел Вадим. Не обратив внимания на мой удивлённый взгляд, он спросил:
– Ты всё-таки уезжаешь?
– Да.
– И больше не приедешь?
– В следующем году мы собираемся на море…
– Можно на прощание поцеловать тебя?
Мне вдруг стало всё безразлично. «Почему бы и нет? – подумала я. – Мы ведь всё равно больше не увидимся!» Но в этот щекотливый момент где-то совсем рядом треснул сучок. И я словно очнулась:
– Прости, я не могу…
После чего, отвернувшись, побрела к калитке. Однако при выходе из сада я не выдержала и оглянулась: Синеглазый стоял на прежнем месте и смотрел мне вслед. При этом в его лице не было ни кровинки. Тогда, вздохнув, я сказала:
– Прощай!
Вадим ничего не ответил мне. Но я знала, что поступила правильно, хотя в моей душе и осталось лёгкое сожаление. Проходя через двор, я вспомнила об Орлике и решила тоже с ним попрощаться. Прислонившись головой к шее коня, я стала пальцами перебирать его гриву. Так мы стояли с ним минут пять, пока с улицы не донёсся резкий
На улице меня снова окружили деревенские. Парни по очереди жали мне руку, а девки, вслед за Алёнкой, обнимали и целовали в щёку. В это время я вдруг увидела сиротливо стоявших в стороне Марицу и Яшку. Оглянувшись на маму и убедившись, что она и Толик прощаются с бабушкой, я приблизилась к цыганчатам и шепнула:
– Подождите меня здесь, ребятки!
Затем, вернувшись в горницу, откинула крышку сундука и принялась рыться там. Под руку мне попалась Алёнкина шляпка и я выбросила её из сундука на пол. Вот и рисунок: мы с Романом стоим на брёвнах и протягиваем навстречу друг другу руки. Затем я вернулась в зал в поисках газеты, в которую можно было завернуть рисунок. На диване лежали забытые братцем книга сказок и игрушечная машинка. Вложив рисунок в книгу и прихватив также машинку, я подошла к двери и едва не столкнулась с дядькой.
– Марина, тебя Вера зовёт: ехать пора…, - начал было он.
Но я, не слушая Женьку, сунула ему в руки шляпку:
– Отдай Димке, мне она больше не нужна!
И после паузы добавила:
– Да, ещё тут недавно у некоторых сады ограбили… Передай им, пусть хорошенько посмотрят у себя на огороде в кустах!
Дядька оторопело посмотрел на шляпку, но я, не вдаваясь больше ни в какие объяснения, побежала к машине. Мама с Толиком уже сидела внутри. При виде меня она недовольно воскликнула:
– Марина, так ты едешь?
– Да, одну минуту!
– Вы уезжаете, тётя? – печально спросила Марица, когда я снова подошла к цыганчатам.
– К сожалению, да. А это вам от меня! – я протянула машинку Яшке, а книгу – его сестре.
– Спасибо большое, тётя!
Нагнувшись к девочке, я показала ей спрятанный в книге рисунок и тихо сказала:
– А это передай дяде Роме. И ещё скажи ему, что я очень жалею, что не смогла с ним проститься… Не забудешь?
– Нет! – Марица посмотрела на меня серьёзными глазами. – Не волнуйтесь, тётя, я всё передам!
– Умница! – я провела рукой по её косам, в которые были вплетены подаренные мной красные ленточки.
– Марина! – снова позвала меня мама.
– Прощайте, ребятки!
Только усевшись рядом с мамой на заднее сиденье, я почувствовала, как пылают мои щёки. Захлопнув дверцу, Женька сел впереди возле Ивана Михайловича и «газик» тронулся с места. Бабушка махала нам вслед рукой, а деревенские кричали:
– Приезжай ещё, Марина!
Оглянувшись, я в последний раз посмотрела на шест с жёлтым флажком. Моё сердце невольно сжалось, но где-то в глубине души я всё ещё продолжала верить в чудо. Между тем Женька, мама и Иван Михайлович увлечённо болтали, периодически обращаясь ко мне. Я же отвечала им с рассеянной улыбкой, пристально вглядываясь в росшие по краям дороги кусты: почти за каждым мне мерещилось лицо Романа. Наконец, когда мы миновали рощу, я обернулась, чтобы посмотреть ещё раз на берёзы. Внезапно мне показалось, что на самой опушке между белыми стволами мелькнула какая-то тень. В этот момент я перестала реагировать на окружающих и, буквально, прикипела взглядом к заднему окну. Теперь мне уже ясно был виден человек на опушке. Моё сердце бешено заколотилось: наверно, это он! Тем временем неизвестный прислонился к стволу берёзы и я разглядела розовую рубашку и тёмные штаны. У меня больше не осталось никаких сомнений. Вытащив из карманчика Толиковой рубашки белый носовой платочек, я помахала им цыгану из открытого сбоку окна. В ответ человек у берёзы, словно повторяя мой жест, поднял руку.