Марина и цыган
Шрифт:
Разговор явно не клеился и мы стали слушать музыку. Как раз в это время началась новая песня:
Мы с тобой не забудем, нет,
Этот утренний полустанок!
Я тебе прошептал: «Рассвет»,
Ты ответила: «Да, світанок!»
Ты полоснула мне по сердцу
Чёрной бровью,
Перевернуло судьбу мою Приднепровье!
Только звучит непрестанно
Имя – Оксана, Оксана!
Где-то на середине песни Димкина
– А как будет по-украински «любимый»?
– Коханый!
Наконец, песня подошла к концу:
Всем друзьям я налью вина
И для этого есть причина:
В дом мой скоро войдёт жена,
На Днепре говорят: «Дружина».
– Значит, по-украински «дружина» - это жена? – переспросил у меня Вадим.
– Да.
– А «невеста» как?
– Наречена.
– Что это тебя так интересует? – поддел его мой сосед.
– Если спрашиваю, значит, надо, - отрезал Синеглазый.
Тут все стали упрашивать меня спеть какую-нибудь украинскую песню. В конце концов, я уступила их настоятельной просьбе и спела «Несе Галя воду», которую чаще всего исполняли у нас дома за праздничным столом. Затем мы сыграли напоследок в «Садовника» и решили разойтись, так как на улице похолодало. Деревенские спросили у меня, во сколько завтра я уезжаю, чтобы придти проститься. И я ответила, что примерно около полудня. Провожать меня пошёл Вадим. Всю дорогу мы молчали и лишь возле наших ворот я сказала ему:
– Ты не можешь исполнить одну мою просьбу?
– Какую? – после паузы спросил Синеглазый.
– Дай слово, что не будешь драться с ним!
Взгляд парня мгновенно заледенел:
– Я не могу тебе этого обещать!
– Пойми, я не могу уехать со спокойной душой, зная, что стала причиной вражды между вами, - тихо произнесла я.
– А если он начнёт первый? – начал было Вадим.
Но я не дала ему продолжить:
– Он не начнёт! Главное, чтобы ты его не тронул!
– Ну, хорошо! Обещаю первым драку не начинать! – наконец, нехотя произнёс Синеглазый.
День 24 Как я решила, что пора уйти со сцены
Закрывшись в горнице, я рисовала, выполняя данное Женьке обещание. Темой моего рисунка была наша с ним дуэль на шпагах. До этого рано утром, когда все ещё в доме спали, я вывела Орлика из сарая и носилась верхом по полям до тех пор, пока мои ноги не одеревенели. Рядом со мной на полу лежал открытый чемодан. Все мои вещи были уже уложены, кроме халата и висевшего на спинке кровати сиреневого платья. Любины же вещи я вернула на место. На следующий год сюда должна приехать моя двоюродная сестра Ленка. Возможно, они ей пригодятся. Таким образом, у меня не осталось ничего на память о деревне. Что же касается Сергеевой финки, то я положила её в целлофановый пакет и зарыла под старой грушей.
Едва я закончила рисовать, как кто-то постучал в дверь. Откинув крючок, я впустила в горницу Женьку.
– Марина! – воскликнул он прямо с порога. – Когда вы едете?
– Не знаю. Матери ещё нет.
– А я с работы отпросился, чтобы вас проводить… Что это? – дядька взял в руки рисунок.
– Ты доволен? – спросила я.
– Ещё бы!
Женька попросил меня подписать подарок и затем прочитал вслух: «Дорогому дяде от племянницы на память о днях моего пребывания в Святошино. Марина».
Поблагодарив меня, он прибавил:
– Марина, к тебе там деревенские пришли попрощаться.
– Где они?
– Во дворе.
Едва я вышла во двор, как святошинские сразу же окружили меня. Здесь собралась вся наша компания, кроме Зинки. Все говорили, перебивая друг друга, так что я не успевала отвечать им.
– Приезжай на следующий год, Марина! – просили меня деревенские.
В этот момент послышался шум мотора и к нашему дому подкатил «газик». Из него вышли мама с Толиком и Иван Михайлович. При виде меня последний весело сказал:
– Ну, что же, племянница, вот и лето, считай, прошло! Прощайся со своими друзьями и поехали!
Навстречу гостям из кухни уже спешила баба Тоня. Вместе с мамой она пригласила Ивана Михайловича в дом на прощальный обед. В зале уже был накрыт стол, посредине которого стояли две бутылки: с шампанским и с красным вином. Женька и муж тёти Нади, между которыми я сидела, наперебой подливали мне в бокал шампанское. Мама же, у которой было явно приподнятое настроение, на этот раз не делала мне никаких замечаний.
– За ваш благополучный отъезд! – подняв рюмку, провозгласил Иван Михайлович.
– Пора нам ехать, пора! Вот уже и муж письмо прислал, что соскучился, - ответила моя мама.
После обеда Женька понёс её сумку в машину. Иван Михайлович тоже вышел.
– Попрощайся с бабушкой, Марина! – сказала мне мама.
Я подошла к бабе Тоне и молча обняла её. В свой черёд, та, уткнувшись в моё плечо, запричитала:
– Ой, ты ж, внучечка моя золотая! Да когда же теперь я снова увижу тебя? Видно, так и придётся мне помереть, больше не повидавшись с тобой! Останься хоть ещё на недельку, не уезжай! Дай мне на тебя налюбоваться!
Слушая её, моя мама не выдержала и нерешительно произнесла:
– Может, и вправду останешься ещё на недельку, Марина? Раз бабушка просит…
Баба Тоня, обрадовавшись, тут же утёрла фартуком слёзы и они стали договариваться с мамой о том, что я ещё вполне могу пробыть здесь недельку-другую, а потом бабушка сама посадит меня на поезд. Ошеломлённая таким поворотом событий, я растерянно переводила взгляд с бабы Тони на маму, думая, что они шутят. Но, судя по их лицам, они говорили вполне серьёзно. В это время вошёл Женька и обратился ко мне: