Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы
Шрифт:
– Всемогущий Бог простирает свое провидение на все королевства и по усмотрению своему ими правит. И без его воли ничего в них не делается. Посему, произошедшее здесь – все это по воле Божьей сталось. Изменник Лжедмитрий, решивший потешиться нашим царством справедливо лишен жизни. А пан твой, поистине, обязан заплатить за свои злодеяния и разделить его участь. Но Бог уберег его до сего часа, пускай благодарит о спасении. Против воли Господа мы не пойдем, ему вреда не причиним и дочь его со всеми ее фрейлинами
Это был боярин Татищев – самый яростный из мятежных дворян. Только доводы Шуйских о том, что не стоит сейчас ссориться с Сигизмундом, потому что народ верен убитому царю и не поддержит бунтарей, удержали его от полной расправы над поляками.
Гоголиньский вернулся обратно и рассказал о своем разговоре.
– Рано радоваться, – сказал Мнишек.
И в подтверждение его слов, толпа за воротами снова начала выкрикивать оскорбления.
Неожиданно прямо над головой воеводы пролетела стрела.
– Ступай обратно и скажи, чтобы предводители приказали народу не толпиться возле ворот, ибо умереть мы не боимся, а оскорблять себя не дадим.
Через час стрельцы отогнали чернь от ворот и окружили двор.
В городе снова ударили во все колокола и послышались залпы пушек – мятежники осадили дом, в котором остановился князь Вишневецкий.
Народ ворвался во двор дома, смел охрану, которую поставили мятежные бояре, и стал грабить людей князя. Князь взял в руки саблю и, собрав вокруг челядь, напал на толпу. Выбив грабителей со двора, он заперся и стал ждать парламентария. Но вместо этого, мятежники ударили по дому из пушек. Начался штурм, но он захлебнулся – поляки убили около трех сотен москвичей.
Тогда к дому прискакал сам Шуйский.
– Хватит отбиваться, князь! – крикнул он.
Спустившись с коня, Шуйский взял в руки крест.
– Целую при тебе крест, князь! Во имя Спасителя прекрати убивать моих людей! – крикнул он.
– Раз пришел с миром, то входи! Я толпой на одного не нападу! – ответил Вишневецкий.
Шуйский прошел во двор и разрыдался, увидев сотни трупов стрельцов и казаков, поддержавших его.
– Собирай своих людей, князь, – сказал Шуйский. – Я сам выведу вас в безопасное место.
И через половину города он перевел Вишневецкого со всеми его слугами и имуществом в один из хорошо охранявшихся дворов.
– Твои люди врывались в спальни к подданным короля и убивали их прямо в постели. На одной Никитской убито семь сотен шляхтичей. Не говоря уже о челяди, – сказал Вишневецкий.
– Они вступились за самозванца, – коротко ответил Шуйский. – Три тысячи моих людей полегло.
– За что отрубили ноги и руки пятнадцати старостам, которым обещали свободу, если они сложат оружие?
– Уймись, князь! – прикрикнул Шуйский. – Вы приехали в чужую страну, как хозяева, за что и получили.
– Пани Тарлова и пани Гербуртова тоже? Что за басурмане встали на твою сторону? За что прострелили они образ Пресвятой Девы, а ксендза нашего, раздев догола, прямо перед алтарем забили?
Шуйский молчал.
– Ты, Шуйский лишь подло воспользовался милостью Дмитрия и предал его, выпустив на свободу из темниц самых лихих злодеев, которые расправились с ним. А предав его, предал и народ свой. Недолго тебе в царях быть, – в гневе закончил Вишневецкий.
– Не горячись. Бояре уже дали приставов со стрельцами для защиты ваших.
В полдень бунт закончился. Лишь иногда, в разных концах города выпущенные преступники нападали на поляков и грабили их.
– Наказал нас Господь за грехи наши. Отнял разум, как у покойного царя, – вздохнул Мнишек, глядя на слуг. – Если бы мы все держались сообща и расположились рядом, да вокруг царских палат, не посмели бы мятежники напасть на нас. И ничего бы нам сделать не смогли.
В тот день городской люд почти не выходил на улицы. Вдоль домов ходили лишь мятежники, тащившие обнаженные тела убитых поляков для устрашения простых людей. Под вечер их похоронили в болотах за городом. Спасшихся собрали на Земском дворе, переписали по именам и отослали к своим панам. Тех же, чьи паны были убиты, оставили в заложниках.
Татищев и Голицын – два главных изменника, переметнувшихся на сторону Шуйского, три раза заходили к Мнишеку, они провели его через бушующую толпу к Марианне.
Войдя в Кремлевский двор, Мнишек увидел груды обнаженных тел, сваленных друг на друга. Он прошел в палаты. Марианна в простом платье, которое ей дала одна из служанок, сидела на стуле.
– Марыся! – Мнишек подбежал к ней и обнял.
Марианна разрыдалась.
Кое-как успокоив ее, он пообещал ей скорое возвращение в Речь Посполитую и был выведен стрельцами.
Мнишек сел на коня и увидел в отдалении изуродованное тело Дмитрия. На лицо царя надели шутовскую маску. А в тело бросали камни и плевали.
– «Москва» в страхе, пан Воевода, – сказал Гоголиньский.
Мнишек, уже пятый день почти ни с кем не общавшийся, повернулся к нему.
– Тело царя схоронили за Москвой-рекой, но установились и начались чудеса какие-то.
– Что за чудеса? – спросил Мнишек.
– В первую ночь над его могилой свет появился. Как огонь от свечей, повисший в воздухе. Наутро позвали попов, и те посоветовали сжечь тело царя. И тогда же случилось чудо – налетел сильнейший ветер и сорвал три щита с ворот Кремля. Сами же щиты упали на землю и встали вкопанными в землю именно так, как они находились на воротах. Невредимыми.