Марьинские клещи (сборник)
Шрифт:
— Наш бомбовоз тоже неплохой, чего уж ты его так хаешь, — заметил Карманов.
— Да ты что? Я не хаю! — ответил Иван.
Друзья, наконец, дошли до аэродрома в Дягилеве, под Рязанью. Пока немцы ещё не разбомбили этот стратегический объект, где пилотов, собранных со всех частей Красной армии, обучали ночным полётам путем специальных тренировок. Офицеры принялись за подготовку самолёта к очередному полёту Разговор по дороге, видимо, засел в голове Ивана. И он, по ходу дела обращаясь к Карманову, мечтательно сказал:
— Эх, вот бы посмотреть
И что же? Будто кто-то услышал его просьбу. Вдруг издалека донесся гул моторов. Офицеры подняли головы вверх: в небе над аэродромом летели два звена — шесть самолетов-штурмовиков. У офицеров не было сомнения в том, что это именно новенькие «ИЛ-2».
И тут стало происходить что-то удивительное. Одна из машин отвалила от звена и начала заходить на посадку, на аэродром Дягилево. Это грозило определенной опасностью: учебный аэродром имел лишь три полосы — взлетную, посадочную и нейтральную. Две первые были постоянно в работе, шли тренировки, как бы не получилась какая-нибудь накладка, если неизвестный самолёт приземлится.
В тот момент самолёт, который отделился в небе от звена, с ходу сел на посадочную полосу и вырулил в центр, к зданиям аэродромных служб. Ну, подумали офицеры, японский бог, сейчас командир аэродрома, полковник Воробьев, даст летчику прикурить.
Между собой офицеры звали полковника «Князь Серебряный», человек он был замечательный, но грубоватый — на войне не до лирики.
Так Воробьев и поступил. Не дожидаясь, пока пилот выйдет из кабины, полковник сам подбежал к машине. Кстати, «ИЛ-2», сверкая свежей заводской отделкой, оказался не таким высоким, как можно было представить, когда видишь его в небе. Меж тем, летчик выбрался на крыло, но шлема еще не снял.
— Ты что, первый раз, что ли, садишься? — сразу насел на него Воробьев. — Не видишь, куда рулишь? У нас же полеты идут!
И, конечно, при этом полковник крепко припустил матерком, таким отборным.
В эту минуту пилот снял шлем. Перед Воробьевым предстала прекрасная белокурая девица, неотразимо красивая, будто ангел небесный.
— Тьфу ты! — только и смог выдавить из себя Воробьев.
Командир резко повернулся и быстро подошел к комиссару полка: «Иди, разбирайся с девицей, это по твоей части!».
Комиссар Симановский, у него постоянно было скучное и строгое выражение лица, подошел к пилоту «ИЛ-2».
— В чем дело? — спросил чуть свысока.
— Товарищ комиссар, докладывает Оксана Шерстюк, пилот-перегонщик заводской группы, — отрапортовала девушка. — Я находилась в воздухе всего минут двадцать. Смотрю на приборы: температура масла на входе стала быстро расти. А лететь ещё далеко. Я побоялась. Думаю, как бы мотор не заклинило — самолёт новый. И вот я сделала вынужденную посадку.
Белокурая красавица Оксана была хохлушкой, то есть украинкой, — офицеры поняли это по её разговору.
Симановский сразу распорядился вызвать главного инженера и дежурных авиатехников. Те быстро пришли. Да и все остальные крутились возле новой машины — интересно ведь!
И сама Оксана не стояла в стороне. Она то и дело заглядывала то в один, то в другой тоннель крыла: там установлены сотовые радиаторы, по ним струи воздуха охлаждают масло. Вдруг Оксана запустила руку в тоннель и что-то вытащила оттуда. Оказалось, это была подушка, только без красного контрольного вымпела. Такой подушкой обычно на стоянке самолета затыкают тоннель, чтобы в него случайно не залетела какая-нибудь птица или не попала грязь. Оксана, всхлипывая, запричитала:
— Я же бачила перед вылетом, — усё было нормально. Откуда же она взялась?
Больше всего Оксана ругала себя, даже проклинала:
— Чтоб мои очи полопались!
В общем, неисправность нашли. Все ясно! Проверили — мотор запускается.
— Теперь мне надо лететь, — сказала Оксана.
Лететь! А это не так просто. Существовал порядок: если сел на чужом аэродроме, то ты находишься в подчинении командира этого аэродрома. В данном случае — в подчинении полковника Воробьева. А он сам, Князь Серебряный, стоял в сторонке все это время, пока искали неисправность, — курил, переживал. Полковнику было неудобно, что он не удержался от крепкого словца, наверняка девчонка слышала все.
Главный инженер сказал Оксане:
— Просите разрешение у командира.
И она, такая боевая, как ни в чём не бывало, подошла к Воробьеву:
— Товарищ командир, разрешите вылет, машина в порядке, я хлопцев своих догоню, а то совсем отстану.
— Вы убеждены, что дело именно в подушке? — спросил её Воробьев.
— А то в чем же! — без тени сомнения ответила она.
Тут и главный инженер подошел, подтвердил: да, причина в том.
Командир пристально посмотрел на пилота.
— А сколько вы летаете?
— В аэроклубе три года и уже на заводе два года.
— А сколько вам лет?
— Двадцать два рока!
Воробьев в раздумье покачал головой.
Тогда Оксана Шерстюк стала наступать на полковника:
— Товарищ командир, ну выпустите! Хлопцы ждут меня. Вы же знаете, как на фронте ждут наши новые машины. Надо же этих гадов немцев разбить быстрее. Разрешите вылет?
Все вокруг напряженно ждали ответа полковника. Воробьёв всё ещё колебался, потом махнул рукой:
— Ладно, летите.
Оксана побежала к самолету. Офицеры помогли ей надеть парашют. Уже из кабины она показала левую руку, что означало: «Разрешите взлет!» Воробьев махнул белым флажком. Машина вырулила на взлетную полосу. Оксана правой рукой прикоснулась к губам и послала Князю Серебряному воздушный поцелуй.
И самолет побежал вперед.
Опытные офицеры были удивлены тем, что «ИЛ-2» так долго разгонялся. Он все бежал и бежал по взлетной полосе. И только потом на аэродроме поняли: Оксана просто набирала скорость. Вдруг она резко подняла машину в воздух. И, поднявшись на высоту, сделала «иммельман» — фигуру высшего пилотажа (полупетлю Нестерова), потом — «полубочку».