Марий и Сулла. Книга третья
Шрифт:
Стоя на возвышенности, он смотрел на пылавший Пирей, один из красивейших городов Греции, и на лице его было отчаяние.
А легионы опустошали город: укрепления, стоянки кораблей, оружейный склад Филона, дома, театр, гимназия — все было объято пламенем.
III
Оставив у афинского Акрополя сильное войско под начальством легата Скрибония Куриона, Сулла, невзирая на возражения сподвижников, опасавшихся азиатской конницы на беотийских равнинах, стремительно двинулся к северу. Там находился его легат Гортензий, отрезанный понтийцами, занявшими Фермопилы и Фокиду.
Сулла знал, что против него выступит Таксиль, военачальник Архелая, и удивился, когда перебежчики сообщили, что Архелай покинул Мунихию, посадив свои войска на корабли, и соединился с Таксилем у Фермопильского прохода.
«Начинаются решающие бои, — писал Сулла Метелле, оставшейся в Афинах, — и если будет на то воля бессмертных, я рассею, как песок, Митридатовы полчища и вымету их, как сор, из Эллады».
Разгромив Архелая при Херонее, где Сулла выступил с пятнадцатью тысячами пехотинцев и полутора тысячами всадников против шестидесятитысячного понтийского войска, император получил известие о падении афинского Акрополя.
Не мешкая, он отправился в Афины судить пленных.
— Привести бунтовщиков! — распорядился проконсул, восседая на площади.
И когда были приведены магистраты и стража тирана, он приказал провести их сквозь строй, а имущество отобрать в казну.
— Аристиона я оставляю для своего триумфа, — говорил он, — а афинянам возвращаю их земли и законы, но запрещаю народные собрания и избрания магистратов, пока существует это бунтовщическое поколение. Разрешаю чеканить, как это у вас было, серебряную монету.
Из Рима пришли неутешительные известия: популяры отправили против Суллы консула Валерия Флакка, при котором находился его легат Фимбрия, префект конницы.
— Подлые плебеи посягают на жизнь доблестных легионов Суллы, — говорил император своим легатам, кончая описание Херонейской битвы в назидание потомству, — а забывают, что без моих трудов и геройства Греция была бы потеряна для Рима и Митридат твердо укрепился бы в Элладе.
На рассвете он двинулся навстречу легионам Валерия Флакка, но в пути получил известие, что ему угрожает с тыла новое понтийское войско под предводительством Дорилая, военного министра и друга детства Митридата. Войско состояло из шестидесяти тысяч пехотинцев, десяти тысяч всадников и семидесяти колесниц с косами.
Соединившись на Эвбее с уцелевшими остатками войск Архелая, оно высадилось в Беотии и стало опустошать страну; города перешли на сторону Митридата.
Сулла появился в Беотии. Пройдя между гор и Копаисским озером, он расположился лагерем в Орхоменской долине, недалеко от Херонейского поля битвы.
Созвав вечером на совещание легатов и военачальников, проконсул приказал приступить к рытью широких и глубоких рвов, чтобы помешать наступлению пехоты и в особенности конницы.
— Только таким образом мы сможем восторжествовать над противником, — сказал он. — Легиоиариям работать посменно, а пока враг угадает наши намерения, мы кое-что успеем сделать.
К утру равнина была изрыта во многих местах: рвы, как щупальца, извивались к лагерю понтийцев и терялись в болотах Кефиза. Однако работы не были еще закончены, а понтийская конница бросилась уже на легионариев и обратила их в бегство. Прибывавшие на помощь пехотинцы не могли остановить отступление.
Прискакал Сулла. Спрыгнув с коня, он схватил знамя и один бросился в свалку. За ним последовали легаты и преторианцы.
— Воины, — отчаянно закричал он, — если вас спросят, где вы покинули своего полководца, не забудьте ответить: «При Орхомене!»
Его слова остановили отступавших. Легионарии бросились на площадь к вождю и отбили понтийскую конницу.
— Продолжать рытье рвов! — приказал Сулла. Все стремительные нападения Дорилая разбивались о движущуюся стену легионов, которая расступалась, пропуская азиатских наездников, налетавших, как буря, а затем смыкалась, преграждая им путь к отступлению.
Битва становилась упорной. Сжатые со всех сторон, лучники, поддерживавшие понтийскую конницу, не могли натянуть луков и гибли, работая стрелами, как копьями. Десять тысяч всадников и пять тысяч азиатских пехотинцев устилали взрытую землю.
Сулла объезжал поле битвы при восторженных криках воинов. Он благодарил их за победу и хвалил за храбрость.
Созвав легатов и военачальников, Сулла велел им бодрствовать всю ночь посменно.
— Дорилай, — говорил он, — попал в мышеловку, — отступать некуда: позади него и справа — Копаисскоеозеро, дальше — болота, покрытые камышом, и сливающиеся реки Кефиз и Мелас; впереди и налево — наши легионы и сеть рвов. Вожди, ваша старательность и бдительность должны обеспечить победу!..
Весь день наблюдал он за работами, отбивал вылазки азийцев, мешавшие легионариям, и когда ров был вырыт, приказал войскам броситься на приступ.
На рассвете понтийцы обратились в бегство. Их настигали и убивали. А на берегу озера толпились легионарии, поражая стрелами и дротиками пытавшихся спастись вплавь.
Сулла подъехал на окровавленном коне и смотрел потемневшими глазами на волны, где качались сотни трупов, на болото и дороги, заваленные мертвыми телами, обломками копий, мечами и щитами.
— Кончено? — спросил он примчавшегося Базилла.
— Понтийское войско погибло, в плен захвачено более двадцати тысяч, а полководцы бежали или убиты. Как прикажешь поступить с пленными?
— Продать в рабство, а деньги распределить среди легионариев.
Базилл ушел. Император смотрел на Орхоменскую равнину, думая: «Митридат потерял Грецию и так же потеряет Македонию. Останется Малая Азия… Но что делать? Лукулл не возвращается, кораблей нет… А кругом — враги, враги и враги…»