Мария-Антуанетта
Шрифт:
В течение следующей ночи врачи советовались по поводу состояния их величественного пациента, у которого сильный жар сопровождался мучительными мигренями. 29 апреля, на рассвете, врач решил сделать кровопускание. Церемония проходила по все правилам, несмотря на это, король продолжал находиться в постели. Через три часа кровопускание повторили, но улучшения не наступило, что доказывало серьезность случая. Из-за сильного жара голос короля стал еле слышным. Часто он звал своего дворецкого и посылал его за мадам Дюбарри, которая проводила все ночи у постели больного, в тот вечер она также оставалась с ним. Мария-Антуанетта и дофин ходили без устали по королевской спальне. Вся королевская семья бродила по апартаментам короля в нервном оживлении. Беспокойство начало
Ближе к полуночи по Версалю прокатился страшный слух: у короля оспа. Дофин и дофина узнали об этом первые, Мария-Антуанетта написала несколько записок, сообщавших эту ужасную новость. Сразу же врачи запретили всем принцам и принцессам заходить в комнату, поскольку никто, исключая графиню Прованскую, не болел этой болезнью. Марии-Антуанетте в свое время сделали прививку против оспы. Дофина с ужасом вспоминала эпидемию 1767 года в Вене, когда болезнь унесла с собой жену брата Иосифа и сестру Марию-Жозефину, которая в то время была помолвлена с королем Неаполитанским. Но что ожидало французский двор? Дофина трепетала, проходя с мужем по небольшому саду. Тем не менее отважная дофина собралась дежурить у постели короля. Врачи воспротивились, поскольку риск был слишком велик. «Однако сам факт, что дофина предложила остаться наедине с больным королем, чтобы ухаживать за ним, останется навсегда в памяти подданных», — отмечал Мерси.
С того момента, как король заболел, Мерси поселился в Версале, для того чтобы подготовить принцессу ко всему, что могло произойти. Наследника престола и Марию-Антуанетту не допускали к монарху, они уединились в своих апартаментах и не принимали никого. Лишь Вермон и Мерси приходили к Марии-Антуанетте. Необходимый как никогда Мерси рассказывал мадам эрцгерцогине все, что только могло представить себе ее воображение, все, что могло случиться в данных обстоятельствах либо в самом ближайшем будущем.
Теперь уже все знали, чем болен государь, за исключением его самого. Тетушки, которые, впрочем, никогда не болели оспой, оставляли спальню короля лишь ночью. Не опасаясь заразиться, герцоги Орлеанский, Ришелье, де Круа, д'Эгильон, де Ноай, министры и многие другие каждое утро навещали больного. Входило ли в их намерение сказать ему правду? Все окружение короля и его врачи расходились во мнениях, стоит ли это делать. Одни утверждали, что эта новость убьет его. Другие же говорили о том, что надо сказать королю о его болезни, чтобы он успел примириться с Богом. В любом случае все знаменовало конец мадам Дюбарри. Победили сторонники умолчания — герцоги Ришелье и д'Эгильон.
Появилась сыпь, однако король, убежденный в том, что в детстве перенес оспу, ничего не подозревал, несмотря на то, что голова его была красной, распухшей и похожа на шар.
Все убеждали, что у него потница. Окружающие стеснялись, боялись, и никто, как это обычно и происходит в таких случаях, не мог говорить свободно с государем. Из боязни напугать короля никто не осмеливался упомянуть о возможном заражении, даже архиепископ Парижа, который, будучи очень болен, 1 мая отправился к королю. Он не произнес ни слова о своей миссии — спасении души государя. Во время их беседы Людовик больше беспокоился о здоровье архиепископа, так что тот ушел, не добившись успеха. Аббат Моду, исповедник короля, совершенно напрасно прождал, что король позовет его для исповеди.
Все жили в ожидании. Никто не осмеливался говорить, что король не поправится, но все это понимали. 6 мая было решено, что будущий монарх и его близкие должны отправиться в Шуази, до тех пор пока король не скончается. На следующую ночь, к трем часам утра, король, чье распухшее лицо было похоже на маску, наконец, попросил к себе исповедника. В спешке разбудили всю королевскую семью. В семь часов кардинал де Ларош причастил короля в присутствии всех придворных. Мария-Антуанетта присутствовала на этой церемонии вместе с Марией-Жозефиной в зале Совета, тогда как дофин и его братья стояли на коленях внизу у лестницы. После того как король получил Святое Причастие, кардинал
10 мая Людовик XV был в сознании до обеда: около грех часов король скончался. Тут же внутри дворца началась молчаливая суета. Придворные спешили в апартаменты дофина. Двое из них постучали в дверь комнаты, и оттуда вышли потрясенные наследники. Вскоре пришли сестры нового короля мадам Клотильда и мадам Елизавета, которых нежно обнял новый монарх. «Мы не расстанемся, — сказал он им. — Я не оставлю вас». Всех остальных он отправил в Шуази.
Медленно и с достоинством королевская чета пересекла галерею, пройдя через толпу склонившихся придворных. Словно во сне, Мария-Антуанетта услышала, как кто-то отдал приказ: «Карету королеве!».
Глава 6. ДВАДЦАТИЛЕТНЯЯ КОРОЛЕВА
«Я не перестаю удивляться силе Провидения, которое выбрало меня, самую младшую из Ваших детей, для самого прекрасного из всех королевств Европы. Сейчас, как никогда, я начинаю чувствовать, как должна быть обязана моей августейшей матери, которая приложила столько усилий для этого». Эти слова исходили от сердца. Мария-Антуанетта написала их через четыре дня после смерти короля — это было время эйфории и счастья. Не осознавая опасности, которая ей угрожала, молодая королева позволила круговороту захватить себя. А в это время в Вене ее охваченная дурным предчувствием мать пишет: «Судьба моей дочери […] может быть либо великой, либо несчастной. […] Счастливые дни для нее закончились». Для Марии-Антуанетты это было лишь началом счастья.
Первые впечатления рассеялись, и Мария-Антуанетта почувствовала в лице Людовика XVI облегчение, несмотря на присутствие недовольных, из-за траура собравшихся при дворе. С королем, которому не было двадцати, и с восемнадцатилетней королевой Франция становилась государством молодости и радости. Не зная реальности, принцесса наивно верила, что теперь она станет действительно свободной и сможет жить лишь в свое удовольствие — для развлечений, восхищения и любви. Впрочем, правление начиналось весьма счастливо. 10 мая королевская чета была встречена криками восторга и радостными возгласами людей, собравшихся на дороге в Версаль. Те же рукоплескания повторились и 18 мая, когда пришлось срочно уехать из Шуази, так как тетушки заразились оспой. Но теперь это признание относилось не к королеве, полной обаяния, а скорее к молодому королю, который воплощал собой возрождение золотого века после шестидесятилетнего правления его деда.
В замке Мюэт, как и в Шуази, Людовик XVI и его жена являли собой пример семейного счастья. Пока король работал, встречался с министрами, подписывал документы, Мария-Антуанетта оставалась со своими деверями и их женами. Обедали и ужинали они все вместе в апартаментах королевы. Между молодыми людьми сохранились былая дружба и доверие. Людовик XVI попросил братьев и их жен называть его «братом», так как обращение «Ваше Величество» предполагало большую дистанцию между ними. Вечером незатейливо одетые принцессы прогуливались по Булонскому лесу вместе со своими мужьями. Людовик XVI не стеснялся при всех обнимать свою жену и проявлять по отношению к ней знаки внимания. Обстановка в замке Мюэт была невероятно веселой. Королеву и принцессу часто видели на балконе перед восторженной толпой, которая постоянно толпилась у ворот замка. Когда королевская семья входила или выходила из дворца, каждый раз их встречали и провожали восторженные возгласы. Весь Париж восхищался благородным королем и грациозной королевой. Во всех концах страны поэты воспевали начало новой эры, эры процветания для Франции. Казалось, что король сумел завоевать доверие и любовь народа. Молва о популярности молодых монархов достигла границ Австрии, и Мария-Терезия вскоре поздравила дочь, написав ей: «Все восхищаются Вами; Вам пророчат великое будущее, Вы вдохнете новую жизнь в нацию, которая находится в состоянии полного изнеможения и ожидает монарха, который поддержит ее. Однако все восторги лишь временные и сохранить доверие очень трудно».