Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
Отсюда было хорошо видно, как монгольские всадники непрерывно снуют под стенами города, посылая огненные стрелы. Впрочем, этот обстрел покуда не причинил урусам заметного ущерба. Но это неважно. Главная задача такого обстрела — непрерывно держать врага в напряжении, не давать вражеским воинам ни минуты покоя.
Кольцо охранных нукеров расступилось, пропуская внутрь всадника на чёрном, как уголь жеребце.
— Как спалось, мой Повелитель? — великий Джебе улыбался почтительно, но в то же время с долей фамильярности. Да, Джебе мог себе это позволить. Больше него мог позволить себе только Сыбудай.
— Мне
Сыбудай, молча сидевший на коне неподалёку, глухо заперхал старческим смехом.
— Это от излишне плотного ужина, мой Повелитель, — не моргнул глазом Джебе. — У нас всё готово. Желаешь посмотреть? Только близко к стенам подъезжать остерегайся. У урусов очень мощные луки. Вчера Елю Цая едва не пристрелили, когда он выбирал места для установки своих машин.
— Кстати, о нём. Мне доложили, что ты доставил к нему две тысячи молодых урусок. Зачем, если не секрет? Или китаец решил слегка размяться перед работой?
Сыбудай снова заперхал смехом. Джебе ухмыльнулся.
— Возможно, он и использовал часть урусок по прямому назначению, я не интересовался. Надо будет спросить. Но вообще-то идея в другом. Этих, — Джебе кивнул назад, — машин он может поставить только шесть. А на такой большой город надо больше.
— А девки тут при чём?
— В том и суть. Китаец уверяет, что может построить другие машины, но для этого нужны волосы множества женщин. Зачем именно, я не интересовался. Колдовство, мой Повелитель, штука тёмная.
— Интересно… — усмехнулся Бату-хан.
— А мне нет, — проворчал Сыбудай. — Колдовство, оно и есть колдовство. Зачем истинному воину знать такие штуки? Для подобных вещей и существуют в твоём войске вот такие китайцы, мой Бату. Пусть делает, что хочет, лишь бы развалил стены.
Елю Цай ещё раз придирчиво оглядел только что построенную машину. Грубо ошкуренные брёвна белели свежесрубленной древесиной, рычаг косо торчал, упираясь в поперечную ограничительную балку. Рычаг венчала кованая железная ложка, в облике которой проглядывали черты недавнего шлема. Впрочем, из всех деталей машины наибольшие опасения вызывал торсион из волос. Елю Цаю ещё ни разу не приходилось строить такие машины, и он сильно рисковал, уповая на точность старинного чертежа и описания камнемёта. Впрочем, если он не успеет к заданному сроку развалить стены, риск ещё больше. Китаец поёжился от набежавшего холодка — золотая цепочка пайцзы Повелителя Вселенной показалась вдруг удавкой из тетивы…
— Дорогу! Дорогу Повелителю, величайшему Бату-хану!
Конные нукеры, разгоняя людей, работавших возле строившихся машин, споро образовали охранный круг, и Елю Цай обнаружил себя внутри этого круга.
— Это и есть твоя машина из волос урусских девок?
Елю Цай склонился до земли — перед ним на белом скакуне возвышался сам Бату-хан.
— Это так, о Повелитель!
Молодой монгол с любопытством оглядывал сооружение. Сопровождавшие его Сыбудай и Джебе тоже разглядывали творение порочного мастера — Джебе с тщательно наигранным лёгким пренебрежением, сквозь которое проглядывала опаска, старый Сыбудай глядел угрюмо. Он не любил всяких таких хитростей.
— Маленькая какая, — Бату-хан объехал камнемёт кругом. — Твои старые машины много больше, Елю Цай. Ты уверен, что такая штука сможет пробить стены?
— Позволь объяснить, мой Повелитель. Да, такая машина не сможет кидать столь тяжёлые камни. Но у меня в обозе имеются две сотни горшков с горючим маслом, и я надеюсь, могущественный Джебе прикажет своим людям достать ещё.
Джебе поморщился — ловкий китаец подставлял его. Придётся ещё и возиться с горючим маслом… До чего капризны бывают колдуны!
— Стены Рязани обгорят, — продолжал китайский мастер, — и старые машины легко справятся с ними. Это сэкономит нам время.
— Хорошо, Елю Цай, — отозвался Бату-хан. — Даю тебе три дня, чтобы проломить стены.
Елю Цай сглотнул. Срок был почти нереальным.
— Это невозможно, мой Повелитель, — услышал он собственный голос словно со стороны. — За три дня никак.
Воцарилась тишина. Елю Цай уже чувствовал, как его пятки касаются затылка и хрустит хребет.
— Ты споришь со мной, Елю Цай? — с любопытством разглядывая китайца, словно видя впервые, спросил Бату-хан.
— Прости меня, о мой Повелитель! — Елю Цай собрал всю свою смелость и глянул Бату-хану в глаза. — Ты можешь казнить меня немедленно, и будешь прав. Но за три дня эти стены развалить невозможно, Рязань — это не та пограничная крепость. Я не могу обманывать тебя.
Бату-хан подумал.
— Хорошо. Сколько тебе нужно времени?
— Четыре дня, о Повелитель Вселенной.
Бату-хан рассмеялся.
— Ладно, Елю Цай, дарю тебе лишний день. Ты молодец! Джебе-нойон, проследи, чтобы уважаемый мастер ни в чём не нуждался. В том числе и в горшках!
— Берегись!
Огненный клубок, оставляя за собой шлейф чёрного дыма, пролетел над самым частоколом и рухнул среди построек чьего-то двора, близко примыкавшими к городской стене. Горючая жидкость из разбившегося вдребезги горшка разлетелась веером, пламя разом охватило постройки. Воевода Клыч грязно выругался, глядя на разгорающийся пожар.
— Берегись!
Тяжкий удар, от которого вздрогнул частокол. Воевода глянул в бойницу — прямо под ним, с шипением окутываясь паром, лежал отскочивший от стены валун, впечатываясь в тающий от его жара лёд. Другой камень, в добрый берковец [ок. 160 кг. Прим. авт.] весом, валялся в нескольких шагах. Он уже утратил часть жара, но вокруг него расплылась обширная клякса чёрной проталины. Воевода уже в который раз за день бессильно скрипнул зубами. Леденили, леденили вал, и вот, пожалуйста…
— Берегись!
Горшок с зажигательной смесью с грохотом ударил в частокол, в бойницу плеснуло жидким огнём. Снаружи загудело пламя, охватившее частокол.
— Воду, воду сюда! Да быстрее, олухи, обгорит стена-то!
Холодно… Как холодно… Печь в горнице горяча, хоть блины пеки, а толку? Никак не растопить кусок льда, засевший где-то внутри, у сердца…
Заходил князь Роман, начал говорить и осёкся, замолк, встретившись со взглядом молодой женщины. Она легонько провела пальцами по его виску, густо посеребрённому сединой. Ведь не было вот ещё… Ушёл князь Роман, так больше ничего и не сказав.