Мария Кровавая
Шрифт:
Есть основания полагать, что замужество Марии в те времена не было делом такого уж отдаленного будущего. Претендентов на руку принцессы не поубавилось, несмотря на ее неопределенное положение, а планы Генриха по устройству будущего дочери менялись не раз. Иногда ему казалось, что с помощью ее замужества можно будет развязать сложный узел развода. Среди претендентов на руку Марии был шотландский король, ходили также слухи, что Генрих вел переговоры о ее помолвке с монархом откуда-то из юго-восточной Европы. В качестве еще одной возможности рассматривался сын герцога Клевского, хотя ценность потенциального зятя снижалась тем, что у герцога, по слухам, было не все в порядке с головой, да и у сына тоже замечались некоторые отклонения. Когда принцессе исполнилось четырнадцать, возникло предположение, что она может выйти замуж за герцога Миланского Франческо Сфорца, хотя тот был «без рук и ног или просто забыл, как ими пользоваться, что, впрочем, одно и то же». Унизив Марию (а брак такого рода был бы настоящим унижением), Генрих в еще большей степени унизил бы Екатерину, что было совсем неплохо, но он почему-то откладывал любые переговоры о браке до достижения дочерью брачного возраста. Это оставляло некоторую надежду, что король в конце концов
Если Анна Екатерину просто ненавидела, то Марию она ненавидела всеми фибрами своей души. Генрих уже давно отстранил от себя жену, но в силу двойственности характера продолжал любить Марию. Однажды в начале лета, когда король собрался в охотничий тур на четыре месяца, она написала, чтобы он позволил ей приехать повидаться. Генрих совершенно неожиданно явился сам и провел в ее обществе весь день, «обнаружив великое расположение». На следующее лето он снова «навестил ее, и было у них много веселья». Он говорил с дочерью, как в старые добрые времена, и по-прежнему называл «самой драгоценной жемчужиной королевства». Не стеснялся он превозносить Марию и в присутствии Анны, а та потом всячески ее обзывала. Шапюи полагал, что Анна специально постаралась поселить Марию подальше от двора, чтобы помешать Генриху часто видеться с ней.
В пятнадцать лет Марию все еще одевали как принцессу В 1531 году Генрих приказал своему смотрителю «большого гардероба» обеспечить дочь новыми одеждами из серебряной парчи, черного и пурпурного бархата, малинового атласа и верхними юбками из золотой и серебряной парчи. Одно из платьев и «ночной чепчик» были оторочены мехом горностая, а для комплекта к ее новым одеяниям он заказал шестнадцать пар бархатных туфель, две дюжины пар испанских перчаток, французских чепцов и накидку из атласа, привезенного из Брюгге. Для блузок и нижнего белья отпускались превосходная голландская материя и много метров лент для отделки. Генрих оплачивал стоимость гардероба Марии и расходы по хозяйству, а кроме того, посылал денег, по десять или двадцать фунтов — на Рождество, Пасху или чтобы просто «развлечься». Но людям, которые его развлекали, он платил существенно больше. Генрих не скупился, чтобы одарить тех, кто оказывал ему даже небольшую услугу. Например, женщину, которая возвратила дога Кати, или человека, который привел во дворец Болла, еще одного дога, потерявшегося в Волземском лесу, или простолюдинку, которая угостила его на охоте грушами и орехами, или немого, который принес ему апельсины, или слепую, которая играла на арфе, «парня с танцующей собакой» или бродячего акробата Питера Тремезина, «который ездил на двух конях одновременно». В год он тратил на Марию немало, но это не шло ни в какое сравнение с суммами, которые он жаловал Анне в неделю.
Генрих осыпал ее нарядами, дорогими безделушками, одаривал землями и рентами. И конечно же, драгоценностями. Королевские ювелиры изготовляли кольца, ожерелья и пояса из драгоценных камней, бриллиантовые пуговицы и орнаменты для рукавов. А он постоянно придумывал новые подарки. Например, в 1531 году купил «для госпожи Анны диадему в виде сердечек и роз, в которые были вделаны двадцать один бриллиант и двадцать один рубин», а вскоре после этого подарил «девятнадцать бриллиантов на золотой короне в виде двойного узла восьмеркой» [18] . Но это еще не все. У Анны были также крупные бриллианты, вставленные в заколки в виде сердечек, и небольшие камни для заколок меньшего размера, которые служили украшениями, когда она распускала свои пышные густые волосы. Для себя Генрих покупал подарки поскромнее. Когда ему перевалило за сорок, его стала мучить болячка на ноге. Он приобрел трость, выполненную из крупнозернистого шероховатого золота, полую внутри, куда вкладывались рулетка, проградуированная в футах, компас и щипцы. Красота ее исполнения не могла избавить Генриха от тревожной мысли, что палка — первый признак возраста. Чтобы сделать вид, что он ходит с ней не по необходимости, а как с модным украшением, король повелел изготовить еще несколько тростей и подарил их молодым приближенным из свиты.
18
Двойной узел — символ преданности и любви.
Помимо возраста, на Генриха давила Анна. Причем значительно сильнее. Ей не терпелось стать королевой, и она уже завела королевскую свиту в миниатюре, включая даже альмонариев [19] , окружив себя «почти таким же количеством фрейлин, как если бы была королевой», а по дороге на охоту занимала рядом с королем место Екатерины. Анна и ее приближенные чувствовали себя как дома в роскошных апартаментах всех дворцов, которые прежде принадлежали Екатерине. К визитам короля она надевала атласный черный пеньюар, отороченный тафтой и бархатом, и изо всех сил старалась заставить короля вновь почувствовать себя молодым. К 1532 году ей удалось добиться заметных успехов. В январе Екатерина послала Генриху новогодний подарок — золотой кубок с прикрепленными к нему «благородными и смиренными словами». В это же самое время он тоже сделал новогодний подарок, но Анне — спальню, заново декорированную прекрасными гобеленами, с великолепной кроватью, снабженной покрывалами из золотой и серебряной парчи, малинового атласа, расшитыми богатыми узорами.
19
Альмонарий — чиновник, раздающий милостыню.
С каждый месяцем Анна захватывала не только апартаменты и драгоценности королевы, но также и королевскую власть. Казначей Генриха, Генри Гилдфорд, его «любимец» и известный непочтительный острослов, презирал Анну и не скрывал этого. Что же касается развода, то Гилдфорд считал всю эту теологическую софистику с обеих сторон полнейшим абсурдом и однажды шутя предложил «посадить всех этих умников, кто придумал подобную чушь, в повозку и отправить в Рим — пусть там болтают». Анну эти слова привели в ярость, и она сказала, тоже как будто шутя, что, как только ее коронуют, она немедленно удалит его из числа придворных. Он холодно возразил, что сделает это сам и гораздо раньше, чем такое случится, а потом, считая себя оскорбленным, пожаловался Генриху. Король нахмурился и сказал Гилдфорду, чтобы тот «не беспокоился насчет того, что говорят женщины», но все равно неприятный осадок от этого инцидента остался. Сестра Генриха, Мария, терпеть не могла Анну, а та в отместку обвиняла мужа Марии, Чарльза Брэндона, в инцесте с собственной дочерью. Тетку Анны, герцогиню Норфолк, которая была на стороне Екатерины, по настоянию племянницы отослали от двора, потому что та слишком много говорила на людях «лишнего», а дядя Анны, герцог, тоже не пользовался расположением своей племянницы. Она считала, что он строит планы женить своего сына на принцессе Марии, чтобы тот впоследствии стал королем. В конце концов, чтобы избежать преследования, герцог был вынужден поспешно организовать для мальчика не слишком выгодный брак.
Анна раскидывала сети все шире и шире, и скоро уже никто при дворе не был гарантирован от ее посягательств. Чувствуя приближающиеся испытания, Мария пребывала в страхе. Преклонив перед алтарем в своей спальне колени, она повторяла короткую молитву Фомы Аквинского [20] , которую в одиннадцать лет перевела во время школьных занятий. Эта мольба о выдержке и благодати полностью соответствовала главным принципам ее воспитания. «Господи, — молила она, — сделай меня смиренной без притворства, веселой без легкомыслия, грустной, но доверчивой, пребывающей в страхе, но не отчаявшейся, покорной без пререканий, терпеливой по своей собственной воле и непорочной без развращенности». Она молила Господа, чтобы он даровал ей спокойствие в тот момент, когда ломается судьба, «чтобы я всегда могла благодарить Тебя за все и терпеливо сносить испытания, любые — и возвышение, и угнетение…» Перед лицом надвигающихся событий Марии были очень нужны и выдержка, и спокойствие.
20
Фома Аквинский (1225–1274) — итальянский монах-доминиканец, теолог и философ; сформулировал пять доказательств бытия Бога; выдающийся представитель схоластики, применил методику Аристотеля к христианской теологии; его самое известное произведение — «Сумма теологии».
ГЛАВА 10
Кто станет возлюбленным для тебя,
Когда зелена листва?
Кто же еще, как не я, как не я,
Покуда любовь жива!
В последний четверг мая 1533 года у пристани Тауэра собралась флотилия королевских барок, а также малых и больших кораблей. Им предстояло совершить короткий путь вниз по Темзе к Гринвичу. Возглавлял процессию небольшой быстроходный корабль с пушками на борту, в носовой части которого был установлен огромный, изрыгающий пламя дракон. Вокруг дракона совершали свои ритуальные танцы дикари и монстры, а сзади, на другом корабле, был воздвигнут помост с эмблемой королевы, увенчанный коронованным белым соколом, обрамленным белыми и красными розами. Дальше следовала барка с лорд-мэром Стивеном Пикоком, а за ней — сорок восемь барок, снаряженных главами купеческих гильдий. Каждая барка была обвешана гобеленами, флагами и вымпелами с древками, отлитыми из чистого золота. Корабли салютовали друг другу выстрелами из пушек, «как того требовал торжественный момент», и на каждом музыканты слаженно исполняли на трубах, свирелях, флейтах и барабанах «неземную музыку». Флотилия держала путь в Гринвич, чтобы приветствовать Анну Болейн и сопровождать ее в тауэрские апартаменты, где она должна была готовиться к коронации.
Анна ожидала у дворцовой пристани в барке, расписанной ее цветами и украшенной многочисленными флагами. В торжественном проходе вверх по реке к флотилии присоединилось еще сто судов. На солнце ярко сияли флаги из позолоченной тафты, которыми был украшен мачтовый такелаж каждого корабля. Встречающиеся на пути малые суда немедленно присоединялись к флотилии, так что вскоре ими оказалась заполнена почти вся река. Когда королевская барка проплывала мимо стоящих на якоре у Гринвича, Рэдклиффа и перед колледжем Святой Екатерины больших военных кораблей, они салютовали ей из своих орудий. Канониры в Лаймхаузском участке лондонских доков и в самом Тауэре салютовали столь оглушительно, что из окон близлежащих домов, где жили иностранцы, повылетали все стекла, а сами дома тряслись так, что казалось, вот-вот развалятся. Когда же Анна ступила на берег у тауэрской пристани, к грохочущей канонаде пушек присоединился рев труб. Это было апокалиптическое зрелище. Испанец, которому довелось быть очевидцем этого, написал: «Поистине казалось, что пришел конец света».
Два дня спустя Анна торжественно проехала по городу, сопровождаемая знатными дворянами, судьями, аббатами и послами. К ее процессии присоединились также недавно посвященные рыцари Бани в голубых одеяниях с капюшонами и французские купцы в камзолах из фиолетового бархата с одним рукавом, окрашенным в цвета Анны. Их кони были покрыты сделанными из тафты фиолетовыми попонами с белыми крестами. Анна ехала в задрапированном снаружи и внутри белым атласом паланкине, который влекли две дамские верховые лошади, убранные белой парчой. Парадное платье новой королевы и накидка были белыми, из тонкой дорогой материи, расшитой золотыми и серебряными нитями. Накидка к тому же была оторочена мехом горностая. Ее волосы свободно спадали на спину, а головной убор украшала драгоценная, диадема. На всем пути следования процессии из распахнутых настежь окон домов ее приветствовали горожане. Немало их толпилось вдоль дороги. Они выкрикивали поздравления, а констебли, наряженные в отделанные шелком бархатные костюмы, с жезлами в руках сдерживали толпу, чтобы не пострадали пышные наряды и украшения следующих мимо дворян. Непосредственно за Анной двигались главные дамы двора: верхом на коне старшая из замужних фрейлин в одеянии из золотой парчи, в паланкинах — вдовствующая маркиза Дорсет и бабушка Анны, вдовствующая герцогиня Норфолк, а далее верхом на конях — двенадцать незамужних дам в одеяниях из малинового бархата и несколько дюжин придворных дам более низкого ранга в черном бархате. В конце процессии двигалась королевская гвардия в новых доспехах ювелирной работы.