Мария, тайная жена
Шрифт:
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Лефор вспоминает свое пиратское прошлое
Караульный провел Ива Лефора в кабинет Лапьерье. Временный губернатор еще не явился, и Лефор, ожидая его, шагал взад и вперед по комнате, придерживая рукой шпагу.
Его ботфорты необычной конструкции были начищены до зеркального блеска, как, впрочем, рукоятка шпаги и дула пистолетов. На тщательно выглаженной военной форме — ни одной складки; на голове — красивая шляпа, украшенная цветным плюмажем. С гордо вскинутой головой, он представлял собой упоительное зрелище и производил неизгладимое впечатление.
Сверху из окна кабинета был виден большой зал, предназначенный для различных торжественных
Подумал он и о необходимости найти безопасный уголок для отца Фовеля, францисканского монаха, которому предстояло, по замыслу, возглавить немногочисленную процессию с большим деревянным крестом, заимствованным для этой цели из монастырской церкви. Но Лефор не успел принять на этот счет окончательного решения: до него донесся шорох отворяемой двери. Повернувшись, он очутился лицом к лицу с Лапьерье.
Губернатор поспешил к своему письменному столу.
— Дорогой Лефор, — начал он, сразу же переходя к делу, — мадам де Сент-Андре весьма похвально отозвалась о вас. Я очень сожалею, что бесчестные люди Сен-Пьера распространяли о вас столь злонамеренные и абсолютно беспочвенные слухи.
Лефор слегка кашлянул, но лицо его осталось непроницаемым. Несколько сбитый с толку его молчанием, Лапьерье продолжал:
— От мадам де Сент-Андре мне стало известно, что у вас есть какой-то план. Вы предлагаете, как я понял, навсегда избавить нас от бунтовщиков. Это верно?
По-прежнему молча Лефор сперва многозначительно посмотрел на кресло, стоящее перед письменным столом, а потом также выразительно взглянул на временного губернатора. Тот торопливым жестом пригласил присесть, и Лефор тут же уселся, положив шпагу перед собой на подлокотники.
Вновь откашлявшись, бывший пират наконец заявил:
— Господин губернатор, мне не известно, что мадам де Сент-Андре могла рассказать вам обо мне, но я отлично помню, что именно ей сказал я и что она ответила. И если память мне не изменяет, осталось нерешенным кое-какое дельце — небольшая проблема чисто личного свойства, касающаяся только вас и меня, которую — при всем уважении к вам — необходимо прежде урегулировать. Возможно, вы уже забыли свою весьма неудачную реплику относительно моего прозвища «Гробовая Доска», если быть точным. Кроме того, у меня есть другое имя, которое мне также очень нравится. Как вам известно, меня зовут также Ивом Лефором. Можете ко мне обращаться, используя это имя. Я не имею ничего против.
— Вы неправильно истолковали мои тогдашние слова, Лефор! То была всего лишь шутка…
— Довольно скверная и неуместная…
— Да, неуместная. Полностью с вами согласен. Но произнесенная в гневе. И вы, я надеюсь, поверите в мою искренность, когда я попрошу вас не придавать ей никакого значения. Я нисколько не намеревался обидеть вас, затронуть ваше самолюбие.
Наконец лицо Лефора несколько разгладилось.
— Хорошо, господин губернатор, — сказал он. — Теперь, когда улажена эта проблема, мы можем перейти к вопросу, который интересует вас в первую очередь. Вы правы, у меня действительно есть вполне конкретный план.
Лапьерье, на первых порах здорово рассерженный настойчивостью Лефора, сразу же забыл собственное раздражение и, расположившись поудобнее в кресле и положив локти на стол, приготовился слушать.
— Господин губернатор, — начал Лефор, — по сути, нам нужно лишь избавиться от семнадцати бунтовщиков, в том числе и от Бофора — чтоб чума его унесла! — который является коноводом, как вы сами признали.
— Совершенно верно! — подтвердил Лапьерье.
— Существует только два пути устранения нежелательных лиц. Если вы — губернатор
— Что?! — воскликнул Лапьерье. — Вы, конечно же, не предлагаете убийство семнадцати человек, подписавших хартию?
— Да, сударь, именно это я и предлагаю!
— Об этом не может быть и речи! На острове уже достаточно пролито крови, и нам не следует увеличивать количество жертв. Я никогда не стану соучастником подобной бойни. И, кроме того, как вы полагаете осуществить свой план?
— Очень просто, — проговорил небрежно Лефор, поднимаясь и подходя к окну. — Вы видите большой зал, господин губернатор? Итак, я предлагаю следующее: завтра, ровно в полдень вы примете здесь бунтовщиков и сообщите им о своей готовности подписать хартию. Все семнадцать человек с Бофором во главе будут стоять перед вами. Затем вы прикажете подать вина, чтобы отметить важное событие и выпить за здоровье короля. Как только они поднесут бокалы к губам, я и мои верные друзья, спрятавшись заранее под окнами, дадим залп из мушкетов и уложим каждого из них носом в землю. Не будь я Лефор!
— Вы с ума сошли! — закричал Лапьерье, который с трудом мог поверить своим ушам. — Совершенно помешались!
— Как хотите, господин губернатор, — ответил Лефор высокомерно, направляясь к двери. — Тогда вам придется поискать кого-нибудь другого, кто соображает лучше. Тем временем не забудьте поострее зачинить перо, чтобы покрасивее исполнить завитушки на вашей подписи под хартией. Ведь срок истекает завтра, не правда ли? А потом прикажите поосновательнее вычистить тюремные камеры, иначе клопы и вши съедят вас заживо. Там их видимо-невидимо, как мне рассказывали. Хотите верьте, хотите нет — это ваше дело, но именно в той части крепости вы скоро окажитесь, расставшись с этой прекрасной квартирой! Прощайте. Пусть Всевышний защитит вас!
— Лефор! — воскликнул губернатор. — Не уходите! Мадам де Сент-Андре сказала, чтобы я выслушал вас. Вы еще, мне думается, не кончили.
— Нет, не кончил, сударь, если вам доставляет удовольствие разговаривать с помешанным.
— Послушайте, Лефор. Будьте благоразумны! Подумайте только, что почувствуют жители острова, когда узнают об убийстве семнадцати человек в большом зале крепости Сен-Пьер!
— Я все время не перестаю думать об этом, господин губернатор. Чем хуже они почувствуют, тем лучше для нас. Иначе это была бы напрасная трата пороха, особенно, если учесть его здешнюю дороговизну и трудности с доставкой. Жаль расходовать на такую падаль, как Бофор, но ничего не поделаешь. Вынужденная мера.
Лапьерье все еще никак не мог прийти в себя.
— Семнадцать трупов! — бормотал он. — Семнадцать… И что…
— …подумают иезуиты, доминиканские и францисканские монахи? — вставил Лефор. — Нет, я не забыл этих достойных джентльменов. Мои люди пройдут через крепость за францисканским монахом, моим добрым приятелем. Его зовут отец Фовель. Он не чурается светских наслаждений и готов перерезать глотку самому папе римскому за бокал кларета! А это, кроме всего прочего, означает, что у нас под рукой будет духовник, который сможет исповедать и дать последнее напутствие тем, кого мы сразу не прикончим.