Мария в поисках кита
Шрифт:
В данном конкретном случае пряный и освежающий розмарин преобладает, оттого и гримаса не выглядит отталкивающей: ВПЗР совершенно аристократически удалось удержать себя в руках. Она вроде бы не посягает на единоличное обладание сфинксом, не требует от него любви и поклонения, просто смотрит на кошку. Так же, как и я.
— Прелестное создание, — подтверждает она.
— Ее зовут… Гимбо, да?
— Тебе виднее. Это ведь твоя кошка. Ты ведешь себя странно, Ти.
Похоже, что «странно» и все возможные его модификации — самое востребованное слово на Талего. Им можно объяснить все, что происходит здесь, но особой ясности от этого не наступает.
— Ну да… Моя… Конечно же.
Упсс… В одну
На дне моего чемодана лежит целый пакет с вязаными попонками для Гимбо; жилетками, душегрейками. Но почему сейчас на Гимбо ничего не надето? — это неправильно, это пагубно и преступно, ведь малышка в такой холодный вечер может легко простудиться!..
— Иди сюда, моя девочка, — зову я Гимбо.
Но и без призыва кошка оказывается рядом. Она трется мордочкой о мой подбородок (мне приятно, приятно!) и, тихо заурчав, забирается мне под куртку. И сворачивается клубком с той стороны, где сердце.
Мне приятно, приятно!..
Вот почему я всегда застегиваю куртки и пальто и не хожу нараспашку, даже в относительно теплый весенний день — из-за девочки-сфинкса, чтобы она случайно не выпала. Не потерялась, не осталась одна. И чтобы я не осталась одна. Она — всегда со мной, мы — единое целое, я разговариваю с ней; вернее — проговариваю непонятные мне вещи, стараясь понять их. Со стороны мы смотримся весьма симпатично: молодая девушка и экзотический инопланетный сфинкс, настолько умилительный, что ни у кого и мысли не возникает — каким это образом мне удается без всяких проблем перевозить его из страны в страну? Каким образом мне удается без всяких проблем держать его подле себя во всех этих бесконечных road movie, инспирированных ВПЗР (чьей постоянной спутницей я являюсь), нисколько не заботясь о таких мелочах, как кошачий туалет, наполнитель для него, специальные консервы с повышенным содержанием витаминов; миска, в которую эти консервы вываливаются минимум два раза в день; еще одна миска для воды, пророщенный овес, когтеточка, переноска с утеплителем… Для того, чтобы сфинкс чувствовал себя комфортно, мне нужен еще как минимум один чемодан.
Или два. Плюс гребаная переноска.
Нет-нет, таких вопросов не должно возникнуть в принципе, ведь общение с инопланетной Гимбо утепляет сюжет по самые помидоры и изо всех сил двигает его вперед, а кошачий туалет — ни хрена не двигает!
Таких вопросов не должно возникнуть в принципе.
Но обязательно найдется хотя бы один урод, который начнет копаться в наполнителе, выуживая из него все эти сраные, скомковавшиеся вопросы — слишком уж дурнопахнущие, чтобы сосредоточиться на безупречном авторском замысле. И добро бы — один, но таких уродов наберется на футбольную команду, или на две, или — на целый внутренний чемпионат в какой-нибудь латиноамериканской стране. Из-за таких вот уродов и приходится отказываться от почти революционной идеи с кошкой-компаньоном, кошкой-альтер эго, кошкой-ключом от сердца простофили Ти —
вот интересно, это я говорю о себе в третьем лице так уничижительно? Или…
Или.
От того, кто назвал меня простофилей, добра не жди. Я и не жду. Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое. И оставил мне сфинкса Гимбо с нежно-сиреневыми складками на тельце; ведь когда кто-то согревает тебя, пусть даже и кошка, — это так приятно, приятно… Это не дает впасть в отчаяние при любом жизненном раскладе; потому что если ты впадешь в отчаяние, кто позаботится о кошке?
Если у меня отнимут кошку — я умру.
Это потрясающее в своей безысходности открытие настигает меня в тот самый момент, когда под курткой, в районе сердца, образуется пустота.
Гимбо больше нет.
Есть просто куртка и сердце под ней, а между ними — ничего, от кошки и следа не осталось. Она беспощадно, бестрепетно, в пыль раздавлена тем, кто назвал меня простофилей.
Но, вопреки ожиданию, я не умираю. Хотя могла бы — учитывая резкую мгновенную боль, которая прошивает меня раскаленной иглой: это — пролог страдания (судя по температуре иглы боль обещает быть вечной), но и его эпилог одновременно (через секунду от боли, как и от кошки до этого, не остается и следа).
Я чувствую себя хорошо.
Я чувствую себя как незнакомая мне !Piedad!, лыжница и преступная мать, но сейчас меня больше интересует лыжный аспект. Ведь это я, никто иной, скольжу по проложенной неизвестно кем и для каких целей трассе, суча палками и не в состоянии свернуть в сторону. Я обязана катиться вперед, я обязана преодолеть дистанцию и добраться до финиша, каким бы странным и пугающим он ни был.
Сойти с трассы не удастся.
И если в какой-то момент собьется дыхание, а руки сведет от холода и возникнет застарелая боль в колене (у большинства лыжников всегда возникают проблемы с коленями), я все равно буду бежать. Туда, куда гонит эта сволочь, втюхавшая мне форму «простофили Ти» в цвета национального флага. От сволочи зависит и то, появится ли у меня боль в колене — застарелая или совсем свежая; появится ли кошка, появится ли друг. Появится ли тайный недруг или покровитель — тоже тайный. От сволочи зависит все в мире, придуманном ею же самой, вопрос лишь в том:
кто гонит вперед !Piedad!, чью спину я вижу в отдалении.
Я подумаю об этом позже, когда останусь одна. Если я вообще останусь одна, с этим островом, равно как и с писательской головой, ни в чем нельзя быть уверенной.
Кроме того, что мне почему-то нужно зацепиться за Пьедад, хотя и она отстает от лидеров гонки — Марии и Гизелы (Хиселы, Хиселиты, Литы). Но тем не менее все следуют друг за другом, в точной последовательности, указанной на ленточке marinerito.
Что я должна сделать сейчас, в разговоре с ВПЗР, если он продолжится? Обсудить ленточку, обсудить marinerito, обсудить китов Маноло и Марию из букинистического, бывшего когда-то сувенирной лавкой? Обсудить других китов — с женскими головами? А заодно — музыкальную шкатулку, в глубинах которой я видела их в последний раз? Обсудить Кико, его девственно чистые ботинки? Обсудить багрово-фиолетовый шнурок, на котором болтается самый обыкновенный маленький ключ, а совсем не кошка?.. Голова у меня пухнет от вопросов, которые я не в состоянии задать без команды сволочи. Без этой команды я и рта не раскрою…
Ну да.
Я пытаюсь раскрыть его тут же, немедленно; проявить хотя бы крохи самостоятельности. Я могла бы спросить у ВПЗР о множестве вещей, пусть и не касающихся того, что происходит на Талего. О Катушкине, например, как ВПЗР относится к бедолаге Катушкину?.. Я, в конце концов, могу спросить у нее «который час?»…
Да, «который час?» звучит абсолютно нейтрально.
Но произнести фразу из двух слов оказывается гораздо сложнее, чем мне думалось. И дело уже не в языке, лежащем во рту бесполезным куском мяса: дело в буквах — они слиплись!.. Так бывает в детстве, когда засовываешь в рот целую горсть леденцов монпансье и они становятся у тебя в горле сладким комом. И можно подавиться ими или подавиться слюной, такой же сладкой. И спасения нет — ведь леденцы неотделимы друг от друга.