Мария
Шрифт:
После смерти Люцифера, благодаря жертвам Доминика, был создан новый мир, и сегодня, с объединением их семей, история вошла в историю.
Ну... почти.
Кто-то в их среде, человек, которого они называли «Ван-Шот» сделал миссией своей жизни то, чтобы семьи снова объявили войну.
Подойдя к двери холодильника, Мария решила, что ждала достаточно долго. Время пришло.
Ее рука уже почти взялась за ручку, когда дверь открылась - прежде чем она успела выяснить, запер ее Доминик или нет.
Подумав, что Доминик вернулся за ней, она увидела грязные
— Лео! Слава Богу!
Крепко обняв ее, он спросил очевидное:
— Что ты здесь делаешь?
— Это долгая история.
— Чей это пиджак? — спросил он, с каждой секундой становясь все любопытнее.
— Это еще дольше, — сказала она ему, наконец отпустив его. Ей нужно было отвлечь его внимание и заставить его заняться своими делами. — Кто-нибудь пострадал?
— Да... эм... Насчет этого... Возможно, ты не захочешь выходить…
Мария подхватила свое платье, чтобы выбежать из кухни в бальный зал. У нее был Лео, так что Мария будет жить с тем, кто был ранен или, возможно, убит. К ней вернулось жуткое чувство всегдашней правоты, и она надеялась, что жених или, что еще хуже, невеста не были убиты. Смерть Кэт была бы для нее катастрофой, ведь девушка ей уже очень нравилась, чего нельзя было сказать о Драго. И так же, как если бы пострадал Лео, Доминика убила бы смерть его сестры…
У нее пересохло во рту, когда она проталкивалась сквозь толпу, окружавшую безжизненное тело. Здесь Марии было холоднее, чем в морозильной камере.
Оттолкнув последнего человека, она увидела лужу крови и следом за ней голову с черной дырой прямо между глаз.
Вот дерьмо.
Разве плохо, что она почувствовала облегчение?
Бедный Тодд.
Десять
Разбивая папино сердце
— Вот это да! — Мария вошла в кабинет отца, увидела, что он сидит за своим огромным столом, а его консильери, Винни, сидит с другой стороны, а Лука стоит в дальнем углу. Никогда в жизни ее не вызывали к себе и не удостаивали их присутствием одновременно. Сказав, что пришла по делу, она спросила:
— И чем я обязана тому, что меня пригласили на одну из ваших драгоценных встреч?
Она готова поклясться, что в темном углу, откуда Лука любил подглядывать за городом внизу, она увидела легкую улыбку за огоньком его сигареты.
— Я же говорил тебе, Данте, это бессмысленно. — Винни вдруг хлопнул рукой по деревянному столу. — Мы знаем, кто такой Ван-Шот. Есть только один человек, способный обладать его мастерством. Ты видел это. Я видел. Мы. Все. Видели. Видели. Это. — Винни расстраивался с каждым словом. Он также становился более убедительным.
Данте и сам был убежден, не возражая ни против одного его слова.
Это было трудное время для семьи. Мужчины, казалось, падали как мухи, причем с мастерством. Нужна была только одна пуля, один
Доминик.
Она слышала шепот, слухи вокруг него и его пресловутого «Глока», не зная, что из них правда, а что преувеличение. Исходя из того, что она слышала, она была уверена, что последнее. Однако, судя по серьезному выражению их лиц, она сомневалась, было ли это преувеличением.
Видя, насколько убеждены ее отец и его консильери, она поняла, что единственная причина, по которой они еще не убили его, заключалась в отсутствии доказательств. Марии было интересно, что думает по этому поводу Лука…
— Скажи им, где ты была, когда стреляли, Мария.
Ее глаза метнулись в угол, теперь она точно знала, зачем ее вызвали и где в этой неразберихе находится ее брат.
Он знает. И теперь ее брат сдавал ее.
Рассказать отцу, где она была и что делала, даже если это было в основном безвредно, означало изменить все.
Что он будет думать о ней.
Как он на нее посмотрит.
Заговорит ли он с ней снова.
Честно говоря, Мария не знала, во что ему будет хуже поверить - в то, что Доминик был Ван-Шотом, или в то, что он заставил его дочь одну танцевать прямо у него на глазах. И что еще хуже... она сама этого хотела.
Только одно из них было правдой, и сейчас она была единственной, кто мог доказать его невиновность.
— Я была на кухне, пристроенной к бальному залу.
— И… — выбросил свой пепел из наклонного открытого окна, позволив ветру пронести его через весь город, прежде чем он успел упасть на землю. Он хотел, чтобы она продолжала разбивать папино сердце.
Она полагала, что это хорошо - ее мнение об отце в последнее время все равно было дерьмовым. По крайней мере, они могли разочароваться друг в друге вместе.
— Мне неприятно говорить тебе, отец, но когда выстрелили, — улыбающаяся Мария подошла ближе, желая, чтобы он хорошенько рассмотрел ее, — Доминик был со мной.
Шок и ужас Данте заставили его долго переваривать услышанное. Было ясно, что он разыгрывает самые худшие сценарии того, что они могли делать.
— Ты уверена? — Консильери прочистил горло, делая все возможное, чтобы сориентироваться в разговоре и одновременно стараясь проявить уважение к тем, кто находился в комнате. — Ты все время следила за ним?
Ее взгляд не отрывался от холодных, пронзительных, льдисто-голубых глаз отца. — О да, я уверена...
— Хватит! — Кулак Данте ударил по столу. — Ты больше никогда не будешь разговаривать с этим Лучано!
Мария практически рассмеялась.
— Это богато, учитывая, что ты заставил одного из своих лучших людей жениться на такой.
Медленно поднимаясь в кресле, его голос был резок, как лед в его глазах.
— Ни одна моя дочь не будет поймана мертвой с отродьем Сатаны.
— Это был всего лишь танец, отец. — Она жалобно посмотрела на него. — Прости, что я тебе это говорю, но ты не можешь убить Доминика ни за это, ни за то, что он Ван-Шот.