Марк Бернес в воспоминаниях современников
Шрифт:
Конечно, это ни в какой степени не относится к Вам. Однако у Вас я заметил одну маленькую неточность, о которой хочу сказать Вам хотя бы потому, что стихи «Враги сожгли родную хату» очень мне дорог и и к ним, по моему мнению, надо относиться бережно, бережно даже в мелочах.
Дело вот в чем. Когда Вы исполняли песню 7 января (в первый раз этого не было), то, по-видимому, внезапно забыв одно слово, Вы тут же, на ходу заменили его другим. Ничего страшного в этом, конечно, нет, и, вероятно, никто, кроме автора, не заметил этого. Но я все же хочу обратить Ваше внимание на это обстоятельство, чтобы в конце концов все было совершенно точно.
Вы спели так:
ХотелУ меня же сказано так:
Хотел я выпить за здоровье, А должен пить за упокой.Я думаю, что слово «должен» выражает смысл более точно, чем слово «буду». Ведь если человек должен что-то сделать, значит, это неизбежно, это неотвратимо, это, как говорят в народе, так суждено. В такой ситуации и оказался мой солдат. Он должен, ибо изменить что-либо невозможно.
Когда же солдат говорит: «А буду пить за упокой», то тут уже как бы нет неизбежности, солдат как бы сам хочет пить «за упокой»: мол, хотел сначала выпить за здоровье, а потом решил, что буду пить за упокой.
Может быть, я не сумел, как следует, объяснить Вам эту словесную тонкость, но я уверен, что Вы и сами хорошо все понимаете и, собственно говоря, объяснять тут нечего.
Чтобы закончить это мое затянувшееся письмо, хочу выразить Вам еще раз мою глубокую признательность за «Враги сожгли родную хату». Я уверен, что ко мне присоединится и М. И. Блантер.
Всего Вам доброго!
Ваш М. ИСАКОВСКИЙ
25 января 1967 г.
Москва
P.S.Письмо посылаю через Центральное Телевидение: другого Вашего адреса не знаю.
М. И.
Дорогой Марк Наумович!
Когда Вы прошлый раз разговаривали со мной по телефону, я как-то забыл спросить у Вас, по какому номеру Вам можно позвонить, если это будет нужно. Поэтому сейчас я вынужден прибегнуть к посредничеству телевидения, которое я очень прошу переслать Вам мое письмо.
Собственно говоря, ничего определенного я сказать Вам не могу, но все же кое о чем хочу доложить, как говорится.
На второй день после нашего разговора по телефону я написал и отослал письмо на имя Министра культуры СССР Е. А. Фурцевой. Я писал, что, по моему глубочайшему убеждению, песню «Враги сожгли родную хату» надо непременно выпустить в виде пластинки, рассказывал о том, какой большой спрос на нее, приводил пример, когда весь зал вставал во время исполнения песни. Я писал также о том, что «Враги сожгли родную хату» как стихотворение десятки раз печаталось в моих сборниках и т. п. И все это — совершенно беспрепятственно, без каких-либо сомнений с чьей бы то ни было стороны. Почему же в таком случае, спрашивал я, «Мелодия» не может выпустить соответствующую пластинку.
Времени со дня отправки письма прошло уже немало. Но никакого ответа я до сих пор не получил.
Сегодня же мне неожиданно позвонили из Центральной студии звукозаписи (звонил незнакомый мне Сергей Николаевич Шилов). Грешным делом, я подумал, что речь идет о моем письме к Фурцевой. Но было не так. С. Н. Шилов готовит для выпуска долгоиграющую пластинку, которая включает в себя ряд песен, написанных на мои слова, и несколько стихотворений в моем чтении.
С. Н. советовался со мной, что, по моему мнению, следует включить в пластинку, какие произведения. Причем все записи для пластинки уже есть (в том числе и мои, хотя записывали меня давно — более пяти лет тому назад). Я спросил, есть ли запись песни «Враги сожгли родную хату» в исполнении Марка Бернеса, а также будет ли она включена. Он ответил, что запись такая имеется, но у руководства есть некоторые сомнения, и оно пока еще не решило, как поступить с этой песней. Я, со своей стороны, начал уверять Шилова, что песню «Враги сожгли родную хату» надо включить обязательно и привел при этом те аргументы, о которых сказано в этом письме несколько выше. Я добавил еще, что обращусь по поводу названной песни к Е. А. Фурцевой (я не сказал, что уже обратился). Мне хотелось бы «попугать» работников студии — мол, если вы не включите песню, то будете иметь дело с Фурцевой. Но Шилов мне ответил, что вот, мол, хорошо будет, если Вы обратитесь к Министру культуры. И теперь может получиться так, что тот же Шилов будет ждать специального разрешения Фурцевой. А его ведь может и не быть.
Но так или иначе, я буду добиваться, чтобы песня «Враги сожгли родную хату» (именно в Вашем исполнении) была включена, если не в Вашу пластинку, то хотя бы в мою.
Вот обо всем этом я и хотел поставить Вас в известность и сказать Вам, что я все помню. Если Фурцева мне никак не ответит и вообще никак не реагирует на мою просьбу, то я напишу в другое место. Конечно, лучше было бы лично встретиться с нужным человеком и поговорить без всякого письма. Но дело заключается в том, что я уже давно и серьезно болен и потому — в буквальном смысле слова — не выхожу из своей квартиры.
Всего Вам доброго.
Ваш М. ИСАКОВСКИЙ
Москва, 19 марта 1967 г.
Дорогой Марк Наумович!
Большое Вам спасибо за Ваше новогоднее поздравление, за добрые пожелания Ваши.
Не мог Вам ответить тем же по той причине, что за несколько дней до Нового Года уехал в санаторий, где, как говорят, приболел, и вот только сейчас мало-мальски поднялся на ноги. Поэтому и отвечаю Вам с таким большим запозданием.
Теперь пробыть здесь мне остается уже недолго — всего несколько дней: кончается срок путевки.
Всего Вам самого доброго!
С искренним приветом
М. ИСАКОВСКИЙ
17 января 1969 г.
Санаторий «Барвиха».
P.S.А «Прасковью» в Ваше[м] исполнении знают все на свете и всем очень нравится Ваша манера исполнения.
М. И.
Человек и артист
МАРК ГАЛЛАЙ
Требовательность
Летчик-испытатель Ануфриев — в комбинезоне, шлеме, с поднятыми на лоб очками, с надетым парашютом, при кислородной маске, болтающейся у плеча, словом, в полной летной экипировке — садился в самолет.
Сделав шаг к машине, он взялся рукой за борт кабины, на мгновение полуобернулся, показав свой волевой профиль и соответствующее ситуации суровое выражение лица, полез наверх, уверенно упираясь подошвами массивных башмаков в тонкие перекладины приставной лесенки.
Усевшись в кабине и привязавшись ремнями, он быстро осмотрел приборную доску и скомандовал: «К запуску». А потом небрежно разбросал ладони обеих рук в стороны — жест, известный на любом аэродроме мира и означающий «убрать колодки из-под колес», — уверенным рывком надвинул прозрачный фонарь кабины и, перенеся сосредоточенный взгляд вперед, начал выруливать. Самолет тронулся с места, и секундой позже старый воздушный волк Ануфриев вышел за пределы кадра…