Марк Ганеев - маг нашего времени. Трилогия
Шрифт:
2
Кабинет профессора Костенко находился на пятом этаже, он занимал почти половину площади этого этажа. Мне хотелось с Костей выяснить, что за хрень он сегодня устроил в своей клинике?! Что это за непонятные уколы с ядом, обязательные для всех пациентов клиники?! Да и еще, почему в клинике вдруг оказалась группа спецназа Юрия Малашенко, за кем они охотятся, куда и почему собрались перевозить Никольского?
На этаж ниже я мог бы спуститься лифтом, но что-то внутри меня подсказало этого не делать, и вообще сейчас от лифтов следовало держаться подальше. Я не страдал клаустрофобией, не боялся замкнутого пространства лифтовых кабинок, но на этот раз решил спуститься на этаж ниже по лестнице. Выход на ближайшую такую лестницу находился примерно в ста метрах от палаты Никольского. Но должен вам признаться в том, что эти сто метров больничного полутемного коридора, мне дались очень дорого!
Прежде чем покинуть палату Никольского, я подошел к ее окну и выглянул во двор.
Время было раннее, где-то одиннадцать часов утра. На улице пока еще было светло, но солнца на небосклоне уже не было видно. Над городом заклубились низкие облака, очень походило на то, что погода в городе портилась и вскоре начнется моросящий осенний дождь!
Последний раз, когда я посещал эту клинику, то ее здание и территория парка были полны народа, полны жизни, повсюду работало много людей. Если по этажу проходил лечащий врач, то его сопровождал целый шлейф из медсестер и помощников! Сейчас ничего подобного не наблюдалось! Ни одного человека из когорты больных или обслуживающего и медицинского персонала я так и не встретил. Прикрываясь оконной шторой, я продолжал наблюдать за тем, что сейчас происходило во дворе клиники. Но там так и ничего особо не изменилось, я так и не увидел ни одного человека, кроме тех двух таджиков, ехавших за Никольским.
Если судить по неосвещенным коридорам всех этажей клиники, то клиника была обесточена, в ней было отключено все верхнее освещение, а в больничных коридорах горел один только дежурный свет, едва заметно светились лампочки накаливания слабого вольтажом.
В мысленном диапазон послышал голос Максима Звонарева:
– Руслан, я переношу тело Никольского с носилок на заднее сидение своего джипа. Он все еще без сознания! Я думаю, что нам не стоит здесь больше задерживаться, так что пробирайся к мне и мы, как можно быстрей, покинем эту частную клинику.
– Начинаю выдвижение к тебе, Максим!
– Сказал я и совсем уже собрался выпустить из руки штору, которой прикрывался от воображаемого врага.
В этот момент краем глаза на крыше правого флигеля здания клиники, на котором еще высилась такая интересная средневековая башенка, я вдруг увидел две человеческие фигуры, они, крадучись, спецназовским гуськом двигались к этой самой башенке. Мгновения мне хватило на то, чтобы одежду этих двух мужчин распознать, как "Ратник ВСН 23", то есть снова подтвердилась моя мысль о том, что клиника профессора К. Костенко стала зоной действия специальной группы ликвидаторов ФСБ РФ. Иными словами, мне с Звонаревым следовало бы, как можно быстрее, покинуть эту зону, тем более, что Николай Никольский находился у нас на руках в бессознательном состоянии. Его нужно было спасать в первую очередь!
– Максим, ты все-таки не жди меня! Уезжай вместе с Никольским! В клинике сейчас работает группа ликвидаторов прапорщика Малашенко. Если они обнаружат тебя, то тебе будет трудно от них оторваться со стариком на руках. Наше будущее во многом зависит от этого старика Никольского. Так что ты его спасай, а я уж как-нибудь сам постараюсь отсюда выбраться! Так что не жди меня, уезжай!
В этот момент оба спецназовца, находившиеся на крыше клиники, остановились. И они, словно услышали этот мой мысленный крик, развернулись лицами в мою сторону, тут же прозвучало стаккато выстрелов из бесшумной снайперской винтовки ВСС Винторез. Оконное стекло, разбитое пулями, рваными осколками, полетело вниз с шестого этажа, оконная штора тоже же была порвана пулями на мелкие лоскутья.
На долю секунды перед малашенковцами я предстал в свое истинном обличье, в куртке с капюшоном и в джинсах. Более ни мгновения не раздумывая, я рыбкой, руки вытянув вперед, от окна нырнул в дальний угол палаты, находившийся вне зоны вражеского обстрела. А мне вслед пронеслась новая автоматная очередь, на всякий случай выпущенная автоматчиком-охранником вражеского снайпера, ее пули прошли в стороне от меня, кровать Никольского превратив в инвалидное кресло.
Видимо, я все же оказался чуть-чуть медлительным в этом своем нырке уходе от вражеских выстрелов, одна из вражеских пуль догнала меня. Она скользнула над левым предплечьем, неглубоко пробуравив кожу плеча, порвав короткие шейные мускулы. Последовавшая острая боль и сильный поток крови испугали меня, заставив издать короткий, но очень пронзительный стон. И этот стон был явно услышан и фээсбешниками и Максимом Звонаревым. Те повторили обстрел палаты, но на этот раз впустую, теперь я находился вне зоны обстрела, и они меня уже больше не видели. Максим Звонарев, услышав мой болезненный стон, тут же заявил:
– Руслан, что случилось? Ты ранен? Жди меня, я возвращаюсь за тобой!
– Максим, ты не имеешь права подставлять под удар Никольского, хоть бы на секунду оставлять его без своего присмотра! Увози его отсюда, я же получил легкое ранение! Это все моя игра в гуманизм, слишком уж я в нее заигрался! Хотя за свою жизнь мне следовало бы бороться до последней капли крови!
Разговаривая с Максимом, я правой рукой дотянулся до своего левого плеча, и, прямо под курткой и рубашкой, разыскал пулевой канал, из обоих концов которого хлыстала кровь. Первым дело я должен был ее остановить, иначе мог потерять слишком много крови. Пальцами правой руки заткнул, пережав, входное и выходное отверстия, а затем прошептал заклинание на приостановку крови. Исток крови замедлился, но не прекратился. Мне пришлось три раза читать одно и тоже заклинание, пока исток крови полностью не прекратился.
Чтобы в рану не попала грязь, я ее залепил специальной анестезионной ватой-пеной, оставив рану до лучших времен, когда ей мог бы заняться хирург профессионал.
Пока я занимался самоизлечением, я одновременно внимательно прислушивался ко всему, что происходило вокруг меня на этажах клиники и за ее стенами. Мне не стоило бы забывать о том, что численность группы спецназа прапорщика Малашенко должна была составлять примерно пятнадцать бойцов. Два его бойца были мною ликвидированы, таким образом у нас у нас выходило, что тринадцать бойцов этого фээсбешного прапорщика все еще бродили по шести этажам здания клиники профессора Костенко!
Не смотря на то обстоятельство, что сам прапорщик Малашенко был человеком недалекого ума, он не был сильным или волевым командиром, но все бойцы его группы получили прекрасную специальную подготовку. Они могли сражаться и побеждать в любых условиях боя! И с этим я должен был считаться, планируя свои действия. Одним словом, мне не следовало бы вступать с ними в длительный огневой контакт огневой контакт, я мог только нанести короткий и по возможности сильный удар, чтобы тут же скрыться от преследования противника!
Из всего оружия на данный момент я при себе имел всего лишь два израильских пистолета Desert Eagle, которые наиболее эффективны можно было применять на расстояниях в пятьдесят и сто метров. Бойцы же прапорщика Малашенко были вооружены ВСС Винторезами и бесшумными автоматами ВАЛ, наиболее эффективно действующими на расстояниях в триста - четыреста метров. Таким образом, получилось итак, что я сильно проигрывал своему противнику и самом оружии. Чтобы поразить вражеского бойца, я должен был подобраться к нему на очень близкое расстояние, тем самым создавая непосредственную угрозу своей жизни.