Марк Твен
Шрифт:
Все лавки помещались на одной улице. Перед ними были устроены белые домотканые навесы, и приезжие привязывали своих лошадей к столбам этих навесов. Под навесами стояли пустые ящики из-под мануфактуры, и бездельники торчали здесь целый день, вырезая на них что-нибудь своими складными ножами; они жевали табак, разевали рты, зевали и потягивались — изрядная компания оборванцев. На них обычно были надеты желтые соломенные шляпы шириной с зонтик, но не было ни пиджаков, ни жилетов; они называли друг друга Билль и Бак, и Хэнк, и Дж», и Энди и говорили лениво и тягуче и употребляли немало бранных слов. И у каждого столба стоял, прислонившись,
— Дай мне жвачку табаку, Хэнк.
— Не могу — у самого только одна осталась. Попроси у Билля!»
Улицы этого городка «были сплошной грязью, там не было ничего, кроме грязи — грязи черной, как деготь, глубиной в фут в некоторых местах и глубиной о два-три дюйма во всех местах. Повсюду с хрюкавшем бродили свиньи. Иной раз грязная хрюшка с целым выводком поросят бродит по улицам и ляжет прямо поперек дороги, так что людям приходится обходить ее, а она лежит, развалясь, закроет глаза и шевелит ушами, пока поросята сосут, и вид у нее такой довольный, точно она за это жалованье получает. Но тут какой-нибудь бездельник крикнет: «Ату, Тидж, куси ее» — и свинья с ужасным визгом мчится прочь, и одна, а то и две собаки висят, вцепившись ей в уши, и еще несколько десятков собак мчатся за ней; тогда все бездельники поднимаются со своих мест и любуются этим зрелищем, пока оно не исчезнет из виду, и смеются и очень благодарны за это шумное развлечение. Потом они снова усаживаются и сидят, покуда не случится собачья драка. Ничто не вызывает у них такого оживления и не доставляет такого удовольствия, как собачья драка, разве только облить скипидаром бродячую собаку и поджечь или привязать ей к хвосту жестяную сковородку и смотреть, как она будет мчаться, пока не издохнет».
Это не бедность поселений пионеров в новых краях. Это загнивание, распад. Вместо домов — старые лачуги, вместо энергичных предприимчивых людей — бездельники, теряющие человеческий облик. Именно людей из этого городишки издевательски обманули «Давид Гаррик младший» и «Эдмунд Кин старший», то-есть те же «король» и «герцог», объявившие спектакль, на который «женщинам и детям вход воспрещен». О жителях этого городка «король» говорил: «Разве все дураки в городе не на нашей стороне, и разве это не огромное большинство во всяком городе?» В деревушках на Миссисипи нет больше идиллии.
В этом городке аристократ полковник Шерборн хладнокровно убил безвредного пьяницу, простого деревенского жителя Боггса, а затем обратился с презрительной речью к толпе, собравшейся судить его судом Линча: «Средний человек трус… Ваши газеты так часто называют вас смелым народом, что вы воображаете, будто вы действительно смелее других…»
С горькой иронией Твэн говорит не только об этом маленьком арканзасском городке. Голос Шерборна — голос Твэна — слышен далеко за пределами этого городка, за пределами долины Миссисипи. Твэн выступает в роли критика, сурового критика действительности.
По-видимому, тот источник, из которого писатель черпал силы, чтобы создавать идиллические картины американской жизни, — глубокая вера в будущее американской буржуазной демократии, несмотря на все ее недостатки, — теперь если не иссяк, то во всяком случае замутился.
В повести о Геке показаны также помещики с американского Юга. Они бутафорски красивы,
«Кузен ехал верхом через лес, по ту сторону реки, и у него не было с собой никакого оружия, что было чертовски глупо; и вот в пустынном месте он слышит позади себя конский топот и видит, что старик Болди Шепердсон гонится за ним с ружьем в руках, и его седые волосы развеваются по ветру; и вместо того, чтобы соскочить с лошади и кинуться в кусты, Бад решил, что сможет обогнать старика; и вот они играли в пятнашки миль пять или больше, и старик все догонял его; в конце концов, Бад увидал, что это бесполезно, и тогда он остановился и повернулся лицом, чтобы пуля попала спереди, понимаешь, и старик подъехал и пристрелил его. Но он недолго радовался своей удаче, потому что наши прикончили его на той же неделе».
Рассказ звучит почти пародией. Но Гек — свидетель гибели всех Гренджерфордов, кроме одной дочери, которая выходит замуж за Шепердсона. Это кажется неправдоподобным, однако, взаимоуничтожение южных аристократов было такой же явью, как и тошнотворно-сентиментальные стихи, которые писали их благонравные дочки.
В «Геке Финне» Твэн поднялся на уровень реалиста — сатирика, дав художественную картину трудной, далеко не гармоничной, даже жалкой жизни вольных фермеров Долины демократии, вскрыв разложение и гибель рабовладельческого американского Юга.
Книга «Приключения Гекльберри Финна», конечно, повесть «е только для детей. Это произведение писателя, умудренного большим житейским опытом, произведение, отразившее серьезные перемены в Твэне, большие изменения в родной ему стране.
Ряд высказываний Твэна свидетельствует о том, что он высоко ценил задачу реалистического отображения действительности. «Ничто не может меня сделать более гордым, чем признание моей «подлинности», — говорил Твэн еще в первые годы своей литературной деятельности.
— Я стремился к этому так долго и добился этого наконец. Мне безразлично — буду ли я писать с юмором, или патетически, или красноречиво, или что-либо в этом роде, — моя конечная мечта и желание — быть «подлинным», считаться «подлинным».
К тому времени, когда Твэн закончил «Гека», ему уже было почти пятьдесят лет. Он успел изучить свою родину, ее людей. Недаром Твэн говорил, что американский писатель может начать писать по-настоящему лишь пос-м того, как ой «впитывал в себя действительность по меньшей мере четверть века».
Сатирическое или критическое направление, которое, по словам Чернышевского, в русскую художественную литературу прочно ввел Гоголь, в американской литературе началось с Твэна — писателя, который, по отзывам вульгарной американской критики, стремился только утешить человека, окрасить ему действительность. Твэн был учителем американских писателей конца XIX и начала XX века, подошедших к американской действительности с критериями критического реализма. Он проложил путь и для Крейна, и для Дрейзера, и для современных революционных писателей Америки.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
