Марк Твен
Шрифт:
История с составлением приветственного адреса русскому царю беспощадно высмеяна самим же Твеном на страницах «Простаков за границей». Твен выступает здесь и в роли высмеиваемой жертвы и как создатель типов насмешников из среды матросов, остроумно, язвительно и зло разыгрывающих всю сцену приема у русского императора, представляя ее в виде шутовской пародии на придворную церемонию.
Обычная манера Твена — самого себя выводить в качестве объекта сатиры — дает верный и сильно действующий эффект. Твен наносит чувствительные удары американскому «демократизму», падкому до европейских титулов, орденов, до придворного этикета и церемоний. Особенно хороша история с орденской
Позже эта тема — американцы млеют перед европейскими титулами, смешно и жалко подражают аристократическому стилю жизни — с уничтожающим сарказмом будет разработана Твеном в романе «Американский претендент».
По своей форме «Простаки за границей» Марка Твена не являлись новаторским произведением.
«Письма» простака о путешествии — типовая форма юмора в американских журналах («Все ехали в Европу — я тоже ехал в Европу. Все намеревались посетить парижскую выставку — я тоже намеревался посетить парижскую выставку»). Сам Марк Твен в первые годы своей журналистской деятельности (1857) посылает подобные письма в журнал «Пост». В «Простаках» он использует особенности литературы фронтира: пишет книгу в особом жанре, — соединяя рассказ с очерком (этот жанр позже станет у него излюбленным), сохраняет манеру передачи устного рассказа, делает вставки юмористического характера — анекдотические интерлюдии, не относящиеся к данному моменту, вводит любимую лоцманами на Миссисипи и калифорнийскими рудокопами юмористическую «проделку»; не считает нужным давать логическое развитие сюжета (сюжет обусловлен панорамой, проходящей перед глазами автора), широко использует преувеличение, пародию.
Журналистская манера сказывается в интригующей броскости подзаголовков в каждой главе.
Глава II. «Великие приготовления. — Важный сановник. — Исход в Европу. — Покупка мистера Блетчера. — Каюта № 10. — Собрание племен. — Наконец в море».
Глава XI. «Мы «привыкли». — Нет мыла. — Меню, табльдот. — «Американский сэр». — Любопытное открытие. — Птица «пилигрим». — Странное товарищество. — Место погребения заживо».
Такие подзаголовки (и более вызывающие) имелись авантюрно-приключенческих романах, которые шли приложениями к журналам или печатались серийно на их страницах.
Преувеличением Марк Твен пользуется часто и охотно, придавая своему произведению все оттенки народной юморески.
Описывает ли Твен бесконечно нудные, убийственно надоедливые речи проводников, говорит ли о бездарном поэте, угрожает ли мучительной смертью парикмахерам — всюду преувеличение. Однако каждое из них оправдано идейным содержанием книги.
Путешественников замучили рассказами о Микеланджело. Комически обессиленный автор начинает свой гротеск с легкого шаржа. Постепенно гипербола разрастается, принимая гигантские очертания. Микеланджело заполонил всю Италию.
«В Генуе, что бы ни было написано, все это он рисовал. В Милане все писал или он сам, или его ученики; он же «написал» озеро Комо. В Падуе, в Вероне, в Венеции, в Болонье о ком, как не о Микеланджело, напевали нам проводники? Во Флоренции он все написал и почти все нарисовал, а где ничего не нарисовал, то все же посидел на своем любимом камне или хоть посмотрел на него… В Пизе он написал все и повсюду, за исключением лишь Падающей башни, но и ее, конечно, приписали бы ему, если бы она не так страшно отклонилась от перпендикуляра…
Но здесь, в Риме… здесь — это нечто ужасное! Микеланджело написал собор св. Петра, он
Вопреки утверждениям многих теоретиков о том, что спецификой комического является неожиданность, Твен представляет пример противоположного построения. Он постепенно накопляет (наращивает) комизм, подготовляет читателя к наивысшему заключительному комическому эффекту; читатель не оглушается комическим эффектом, а медленно вводится в нужную автору атмосферу, с возрастающим интересом ждет финала. И финал готов: «Довольно уж, довольно, — кричит путешественник проводнику. — Не говорите больше ничего! Валяйте заодно, — скажите, что сам бог создал мир по рисункам вашего Микеланджело».
С помощью этого гротеска, сочиненного по типу американского «хвастовского» жанра народных юморесок, Твен высмеивает не только итальянских гидов-вралей, но и тех надменных ученых, которые превозносили европейскую культуру и презрительно отзывались об американской. Как видим, «хвастовской» жанр народного юмора служит разным авторским целям.
Наиболее распространенной формой северо-западного фольклора является анекдот о проделке. Проделка- это доказательство находчивости, остроумия, дерзости героя фольклорных рассказов.
Твен, выросший в среде, где проделка в жизни немедленно превращалась в объект юмористического рассказа, слышал и рассказывал столько анекдотов, что часто, не смущаясь, приписывал себе проделки Дэвида Крокета. У писателя иногда стирались грани между тем, что он слышал, что с ним случалось, и тем, что дорисовывала его творческая фантазия. А. Пейн рассказывает, что однажды он услышал от Марка Твена историю с енотовой шкуркой. Преподнесена была эта история как случай из биографии писателя. В детстве якобы маленький Сэм со своим другом продали скорняку енотовую шкурку; затем выкрали ее из окна лавки и снова принесли. Продали вторично. Опять выкрали и продали в третий раз. Когда одуревший лавочник, весь день покупавший енотовые шкурки, заглянул туда, куда он их вешал, то нашел только ту, которую купил в последний раз. Вся эта проделка, оказывается, была известна еще до рождения Марка Твена, — в анонимном издании «Рассказы и небылицы», появившемся в 1833 году, она приписывается Дэвиду Крокету.
Свои и чужие проделки Марк Твен охотно вводил в ткань рассказов и больших книг. В «Простаках» автор или окружающие играют роль «глупца», «простофили». Автор с «детской» наивностью радуется, что все болеют морской болезнью («не я, не я, не я…»), превосходно играет роль глупца в сцене покупки лаковых перчаток, в той же роли выступает перед капитаном корабля. В проделках упражняются индивидуально (автор, доктор, Дан) и коллективно. Защищаясь от болтливости гидов, путешественники надевают на себя маски невозмутимых глупцов (пародия на путешествующих англичан) и доводят гида до полного одурения: американцы не желают удивляться даже собственноручному письму Колумба.
Основой этого комического приема является то, что автор «одевается в наивность» и глазами простака смотрит на цивилизованный мир. Если с этого мира снять одежды условности, то сколько комически-гротескного окажется под ними!
Этот прием, заимствованный из народной юморески, навсегда останется в творчестве Марка Твена.
Смеясь, Твен не только забавлял своих читателей, но и незаметно поучал.
Глава III. Ранние рассказы и очерки