Марка из Анголы
Шрифт:
Слушая это, Генкина мать улыбалась и всегда застенчиво отвечала:
— Ну что вы, цветы как цветы.
Отец Генки работал на заводе, а мать нигде не работала — у нее и так дел было полным-полно.
— Устала я,— часто вздыхала она по вечерам, — хуже, чем на работе...
Генка знал, что мать каждое утро, положив цветы в большую корзину и укутав их мокрой тряпкой, уходила из дому.
— Твоя мать цветами торгует,— сказал Генке как-то соседский Алик.— Я сам видел, на автобусной остановке.
— Ну и что? — спросил в недоумении Генка.
— Ничего, только спекуляция это...
— Спекуляция?
Генка и раньше слышал это слово, но не очень ясно понимал его значение. Но то, что было в этом слове что-то нехорошее, обидное, он чувствовал.
Однажды на перемене Генка подошел к учительнице и спросил:
— Скажите, Мария Павловна, плохо торговать цветами?
— Цветами? Какими цветами? — не поняла она вопроса.
— Ну, которые в саду растут...
— Где торговать? — переспросила учительница.
— На автобусной остановке...
Мария Павловна догадалась.
— Видишь ли, Гена,— помолчав, сказала она,— цветы, конечно, можно продавать. Но продавать их нужно в магазине, на рынке. А те, кто торгует цветами на автобусной остановке, поступают неправильно, скажем, нехорошо...
— Спекуляция это? — выпалил Генка.
— В каком-то смысле да... Но не совсем... Как бы тебе это объяснить?..— подбирая слова, продолжала учительница, уже окончательно поняв, о чем идет речь.— Спекуляция — это когда что-нибудь покупают по одной цене, а перепродают по другой. Дороже берут за товар и наживаются на этом, понимаешь?
Генка утвердительно кивнул головой, но почувствовал, что Мария Павловна говорит ему совсем не о том, что его интересует.
— Нет,— сказал он.— Я спрашиваю, плохо торговать цветами, которые сами вырастили у себя, на участке? — тихо, но уже откровенно сформулировал он свой вопрос и испугался.
Он даже посмотрел по сторонам, не слышит ли кто, а особенно Алик, и, убедившись, что поблизости никого нет, успокоился.
Мария Павловна сделала вид, что не заметила никакого Генкиного волнения, однако, как бы поддерживая его доверительность и их разговор с глазу на глаз, сказала тоже негромко:
— Эти цветы нужно продавать на рынке...
Они еще долго разговаривали.
Осень в этом году была ранняя и уже к началу октября почти не оставила на деревьях листьев. Она уложила их у Генкиного дома шуршащим ковром на мокрую землю, а ветер беспрерывно передвигал его с места на место, меняя причудливо рисунок.
— Завтра День учителя,— не отрываясь от газеты, сказал однажды утром отец.
— Ну вот и хорошо,— обрезая стебли астр, откликнулась мать.— Гена сегодня отнесет учительнице цветы и поздравит ее с праздником.— Она отложила несколько астр и добавила: — Вот возьми эти. Прекрасный подарок!
— Не возьму я твоих цветов,— решительно сказал Генка.
— Не возьмешь? Почему? — удивленно спросила мать.
— А потому... потому...— заикаясь, произнес он,— что ты ими торгуешь на автобусной остановке. А это... это нехорошо...-— Генка встал и стремительно выбежал из комнаты.
— Вернись,— услышал он,— вернись сейчас же! Но Генка не вернулся.
Мать посмотрела на отца, который читал газету и, казалось, не слышал никакого разговора. Потом она медленно подошла к окну.
Припав лбом к холодному стеклу, долго смотрела в сад на потускневшие астры. Может быть, в этот момент она вспомнила себя в Генкином возрасте, свою школу, подруг, свою учительницу?
Но в этот день цветы так и остались лежать в корзине.
ПЕРОЧИННЫЙ НОЖИК
На день рождения Рудику подарили такой перочинный ножик, какого ни у кого не было во дворе. Перламутровый, в тонкой металлической оправе, он так переливался на солнце, будто внутри него были маленькие электрические лампочки. И лезвие у ножа открывалось не так, как у всех,— достаточно было нажать кнопку, как из рукоятки выскакивал острый металл.
— Продай,— предложил Рудику Валька.— Я тебе червонец за него дам.
— Нет,— ответил Рудик.— Он мне самому нравится. А потом, ведь это подарок...
Однажды, когда во дворе уже наступали сумерки, а свет над подъездами еще не горел, Рудик, направляясь домой, услышал в палисаднике чей-то всхлип.
— Ты что? — перемахнув через невысокий забор, он подошел к мальчику. Плакал Тарас со второго этажа.
Прижавшись лбом к старой липе, Тарас плакал, не вытирая слез, беспомощно опустив руки.
— Ты что? — повторил Рудик, дотрагиваясь до его плеч.— Что случилось?
— Деньги... Я потерял деньги,— начал мальчик после долгих всхлипываний.— Тетя Аня попросила сходить в магазин... Дала десять рублей, а я их потерял...
— Тетя Аня? Какая тетя Аня? — не понимал Рудик, продолжая теребить его за плечи.
— Тетя Аня, которая болеет... которая живет в квартире напротив...
Десять рублей напомнили Рудику о Валькином предложении. Он еще раз посмотрел на плачущего мальчугана и решился:
— Ты подожди здесь. Я скоро...
Когда Рудик вернулся, Тараса в палисаднике не было.
Над подъездами уже горел свет, и яркие, окруженные зеленью деревьев фонари тоже светились.
Рудик не знал, что, увидев сына в палисаднике и узнав о потере денег, отец дал Тарасу десять рублей и велел отнести их тете Ане.
А потом сын и отец ушли домой. Правда, Тарас просил подождать Рудика, но отец убедил его, что уже поздно и что ничего не случится, если он встретит Рудика завтра.