Маркитант Его Величества
Шрифт:
– Хочу показать тебе, что может наваха из дамаска и заодно еще раз ее испытать.
С этими словами он подошел к деревянному верстаку в углу кузницы, сбитому из толстых дубовых брусков, положил на него две медные монеты стопкой и нанес по ним резкий и сильный удар острием. Алексашка опешил – нож пробил монеты и воткнулся в дубовый брус!
– Как видишь, клинок остался невредимым, а стопорная пружина выдержала нагрузку, – с удовлетворением молвил Федерико.
– Потрясающе! – воскликнул Алексашка.
– Не желаешь попробовать, как ведет себя мой подарок в схватке?
– Конечно, желаю!
– Что ж, тогда облачайся…
Они пошли в избу кузнеца, где Федерико дал Алексашке «бычий колет» – куртку из промасленной бычьей кожи с узкими рукавами. Сам он надел такую же. Толстую кожу колета нельзя было прорезать даже острейшей навахой. Кроме того, у колета был высокий воротник-стойка, защищавший шею. В последнее время они упражнялись уже не с деревянным, а с настоящим оружием. Поэтому колеты были исписаны клинками вдоль и поперек. Конечно, удары наносились легкие, – упор был на точность – тем не менее, любой из них мог нанести тяжелую рану. Но Алексашка уже владел навахой вполне прилично, и гишпанец был уверен в благополучном исходе поединков.
Они вышли на задний двор, который был обнесен высокой изгородью. Там находились два навеса; под одним хранился древесный уголь для горна в больших корзинах, а под другим – металл. Федерико покупал его только у англичан, которые привозили металлические заготовки по его заказу. Именно из аглицкого металла он делал ножи, которые не брала ржавчина.
– Начинаем? – спросил ворон.
– Начинаем! – уверенно ответил Алексашка.
Наваха так ладно сидела в ладони, будто он пользовался ею с давних пор. Похоже, гишпанец делал ее не просто так, а под руку Ильина-младшего. И это удалось ему в полной мере.
Сверкнули клинки, и началась схватка. Федерико сразу же предложил вихревой темп, но в этом вопросе перед Алексашкой у него не было преимуществ. Конечно, техника боя у Ильина-младшего немного хромала, зато он потрясающе быстро уходил из линии атаки, и тут же наносил молниеносный удар. Так продолжалось добрых полчаса, однако худой и жилистый Алексашка даже не вспотел и совсем не устал. Скорее, наоборот, – в нем проснулся неуемный азарт и жажда победы. Но гишпанец словно почуял его настроение, которое в любой момент могло перерасти в ожесточенность и принести беду. Выбрав удобный момент, он отскочил на безопасное расстояние и с удовлетворением сказал:
– Баста! Сегодня у нас ничья: три пореза на твоем колете и три – на моем. Есть предложение отобедать, чем Бог послал. А заодно и обмыть мой подарок. У меня с прошлого года завалялась бутылка превосходного карибского рома. Подарок от английского купца, у которого я покупаю металл. Я берег ее для какого-нибудь важного случая, вот он и подвернулся.
– Наваха просто великолепная! – воскликнул Алексашка. – Чудо как хороша! Благодарю тебя от всей души! Ах, да, кстати… – Он порылся в своем кошельке, достал серебряную монету и вручил ее Федерико.
– Это еще зачем? – удивился гишпанец.
– У нас так принято. Ножи не дарят, а покупают. Не заплатишь за подарок, жди какую-нибудь напасть.
– Странный вы народ и обычаи у вас странные. Впрочем, о чем это я… Столько в мире стран, сколько и традиций. Некоторые нравы моей Испании тебе показались бы не просто странными, а отвратительными. Но это я понял только здесь, у вас…
Они направились в избу. И в этот момент раздался далекий звук большого церковного колокола. Его мощный медный голос поднялся ввысь, а затем тяжело упал на землю, дробя в крошку тонкий хрупкий лед на весенних ручейках. Басовитое гудение колокола проникало в глубину души, и от этого Алексашке почему-то стало тревожно. Он неожиданно поверил, – прозрел, как слепой милостью Божьей – что и впрямь в его судьбе назревают какие-то перемены, хотя ему уже сказали об этом и старушка, подарившая иконку с изображением Николая Чудотворца, и гишпанец.
Глава 5. Шпион поневоле
Юрий Кульчицкий сидел в небольшой белградской кахвехане и с огромным удовольствием пил крепкий кофе. Несмотря на то, что Белград был захвачен турками в 1521 году и город стал главным форпостом Османской империи на Балканах, кофейни в нем так и не прижились. Может, потому, что сербы, поначалу составлявшие большинство жителей Белграда (так они называли свою прежнюю столицу) терпеть не могли напиток оккупантов – скорее всего, из принципа – и отдавали предпочтение сливовице. В общем, что ни говори, а примерно два десятка кахвехане на весь город с населением в сто тысяч, в котором больше половины составляли турки, это совершенно мизерное количество.
Впрочем, этому странному факту Юрек быстро нашел логическое объяснение. Дело в том, что многие турки по службе или по работе большую часть времени проводили в возвышавшейся над Белградом крепостью Калемегдан, которая была построена из белого камня. Она располагалась в Верхнем городе, на холме при слиянии Дуная и Савы. Защищенная разливами могучих рек, ощетинившаяся во все стороны массивными зубчатыми стенами и башнями, как боевая дубина моргенштерн [31] своими стальными шипами, опоясанная одним несокрушимым каменным кольцом вокруг другого от верха цитадели до прибрежных обрывов Савы и Дуная, крепость производила внушительное и грозное впечатление.
31
Моргенштерн – шипастая дубина или булава с шипастым навершием. Наибольшее распространение получил цепной Моргенштерн, в котором шипастый шар соединялся с рукоятью посредством цепи.
Калемегдан была плотно застроена казармами и домами офицеров гарнизона, в крепости находились арсеналы, мечети, тюрьма-зиндан и казна, а кахвехане там встречались на каждом шагу. Поэтому по вечерам редко кто из османов посещал городские кофейни. В них сидели в основном сербы – те, что перешли на службу к завоевателям. Наверное, чтобы подчеркнуть, как сильно они отуречились.
К сербам турки благоволили, уж неизвестно по какой причине. Им даже доверяли высокие посты в Османской империи. За сто лет сербы дали империи тринадцать великих визирей, больше двадцати визирей, восемь адмиралов, ряд губернаторов провинций и множество чиновников.
Немного пообтершись в Белграде, Юрек понял, почему сербы (большей частью аристократы) так легко перешли на сторону своих поработителей, чтобы служить им верой и правдой. И не сильно удивился – на его родине это случалось сплошь и рядом. Ни шляхтич, ни сербский дворянин не воспринимали грязных и оборванных крестьян как братьев по крови. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Это изречение было своеобразным девизом европейской знати во все времена.
Кахвехане, которую облюбовал Юрек, приютилась недалеко от мощных и высоких крепостных стен Калемегдана. Отсюда открывался отличный вид на реку Саву и на дома Нижнего города. На правом берегу реки лепились примыкающие к крепости дома, разноцветные крыши которых напоминали лоскутное одеяло. Когда выпадала свободная минута, Юрек любил бродить по живописным улочкам и переулкам старых кварталов, где чувствовался дух старины, где сохранились строения римлян, византийцев и арабов, некогда владевших этой местностью.