Маркиз Роккавердина
Шрифт:
Она пыталась предупредить любое его желание, дать ему понять, что если в его жизни произошла такая большая перемена, то это к лучшему, а не к худшему. А он старался показать ей при каждом удобном случае, что нисколько не сомневается в ее доброте и чувствах, и подчеркивал это, так что маркиза невольно замечала его усердие, и оно казалось ей недобрым знаком.
Однажды она робко заметила:
— Бедная матушка Грация быстро устает, она уже не может со всем справляться. Мне не хотелось бы огорчать ее, нанимая другую служанку. Я, как могу, помогаю ей во всем. Но ее не только покидают силы,
— Вы здесь хозяйка. Поступайте, как считаете нужным, вам не надо советоваться со мной. Все, что вы решите и сделаете, я заранее одобряю. Покажите мне на деле, что вы действительно чувствуете себя маркизой Роккавердина.
— Нет, — ответила она, — сначала следовало бы вам поговорить с ней. Она заслуживает такого уважения. Я не хотела бы, чтоб она видела во мне врага. Женщины вроде нее подозрительны. Она всегда ласково называет вас сыном. Живет здесь столько лет, почти как родственница. И такая добрая, такая ласковая!
В этот момент матушка Грация появилась на пороге. С некоторых пор она то и дело совершала какие-нибудь нелепости. Прибегала, вообразив, будто ее звали, уходила и через несколько минут снова возвращалась, якобы по зову.
— Ты слышала, мама Грация, что говорит маркиза?
— Нет, сынок.
— Она хочет взять служанку, чтобы та помогала тебе по дому. Ей кажется, что ты слишком устаешь.
— Я ведь не госпожа.
— Ты уже старенькая. И годы дают себя знать. Ну?
— Пока держусь на ногах, дети мои…
— Пора тебе на покой. Ты свяжешь мне уйму носков. Будешь сидеть в своей комнате, а в хорошую погоду на солнышке, на балконе.
— Вы недовольны? — спросила маркиза.
— Служанку? В помощь мне?.. Выходит, я уже ни на что не гожусь, дети мои!.. Вы правы. Уже ни на что не гожусь. Голова не держится…
— Ну зачем же плакать? — упрекнул ее маркиз.
— Я хотела бы всегда сама служить вам…
— Ты и будешь по-прежнему служить, а другая будет тебе в помощь. К тому же маркиза хочет, чтобы ей прислуживала только ты. А другая будет делать работу, что потруднее.
Матушка Грация, вытирая слезы передником, повторяла:
— Знаю, ни на что уже не гожусь!
— Да кто же вам это говорит, матушка Грация? Не хотите, так и не надо. Не будем больше и вспоминать об этом…
— Ты права, доченька! Ни на что я уже не гожусь.
— Помолчи! Ты ведь свяжешь мне много пар великолепных носков! — повторял маркиз, желая утешить ее.
Разве он не сказал однажды: «Все, что вы решите и сделаете, я заранее одобряю»? И маркиза подумала тогда, что может воспользоваться этим разрешением, чтобы творить богоугодные дела.
Неделю спустя снова пришла к ней несчастная вдова Нели Казаччо, умоляя взять на службу старшего из ее сыновей.
— Вот он. Я привела его с собой, чтобы ваша милость и маркиз сами убедились, что он сильный и ловкий, хотя ему всего десять лет. Распоряжайтесь им, как вам будет угодно. В городе или в деревне, лишь бы я знала, что у него есть кусок хлеба. Ума не приложу, как и жить дальше! Только и остается, что пойти с протянутой рукой ради моих несчастных деток!.. Но господь должен прибрать меня прежде, чем я дойду до этого, и взять их всех к себе в рай раньше, чем меня.
Маркиза
— Хочешь остаться тут? — спросила она его.
— Да, ваша светлость!
— Или хочешь поехать в деревню?
— Да, ваша светлость!
Маркиза улыбнулась. Несчастная мать, тоже улыбаясь, ласково ерошила лохматые волосы мальчика, веки ее дрожали, и слезы катились по впалым щекам. С некоторых пор маркиз больше не вспоминал о ней, и матушка Грация перестала приносить ей ту небольшую помощь, благодаря которой она выжила с детьми в этот ужасный неурожайный год. Несчастная женщина не жаловалась. Она выкручивалась, как и многие другие, собирая в поле цикорий, ромашку, всякие съедобные травы, которые вызвал к жизни дождь, и кормила себя и детей — она варила травы всего лишь с щепоткой соли и несколькими каплями оливкового масла, а чаще и без них, благословляя божественное провидение за то, что оно хоть так спасло столько бедных людей от голодной смерти.
— Теперь я как-то выхожу из положения, — добавила вдова. — Шью, пряду. Наймусь собирать оливки, а за детьми присмотрит соседка. Ведь нас пять ртов, ваша светлость!
— Я беру мальчика, — вдруг решительно сказала маркиза. — Нужно переодеть его, да и обуть тоже. Купите материи на одежду и снесите ее к мастро Биаджо, портному… Знаете его? И ботинки, я думаю, нужно сшить на заказ. Я дам вам денег на все. А что останется, возьмете себе.
Слезы несчастной женщины оросили ей руку, которую та во что бы то ни стало хотела поцеловать.
В тот вечер маркиз, поздно вернувшись из Марджителло, начал ужин в хорошем настроении.
Маркиза, сидя напротив него, ждала, когда он закончит рассказывать о чудесных прессах для винограда и оливок, которые работали четко, как часы.
— Когда я думаю, — продолжал он, — что в этом вот вине полоскались ноги какого-то давильщика, меня тошнит! Во времена Ноя только так и делали. Какой-нибудь толстый, приземистый негодяй ходил взад и вперед по пальменто [31] , ступая по грудам винограда, утопая в нем по щиколотку волосатыми ножищами, опираясь на палку, чтобы не поскользнуться, и давя виноградинки грязными ступнями… И это невероятное свинство еще продолжается в наши дни!..
31
Пальменто — помещение для выжимки винограда.
— Вы не рассердитесь на меня, — прервала его наконец маркиза, — если я вам скажу, что тоже довольна сегодняшним днем. Я сделала доброе дело… Взяла маленького слугу…
— Как так?
— Позволила разжалобить себя… Мальчик лет десяти… Бедный ребенок!.. Тот сирота… помните? Я говорила вам о нем раньше… Сын несчастного Нели Казаччо… Разве я поступила неправильно?
Она осеклась, удивившись, что маркиз помрачнел и опустил глаза, словно хотел избежать ее взгляда и не желал, чтобы на него смотрели, потом повторила вопрос: