Маркс и Энгельс
Шрифт:
«…Мы покинули Бинген, и Маркс отправился с мандатом Центрального комитета демократов в Париж, где предстояли решающие события, — писал Энгельс. — Он должен был представлять германскую революционную партию перед французскими социальными демократами. Я же возвратился в Кайзерслаутерн с намерением остаться там первое время в качестве простого политического эмигранта, а впоследствии, быть может, если представится удобный случай и вспыхнет борьба, занять в этом движении то место, которое только и могла занять «Новая Рейнская газета», — место солдата.
Кто хоть однажды побывал в Пфальце, тот поймет, что в этом благословенном крае, где вино в изобилии, движение должно
Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, какое неприятное разочарование принесет прусская армия этим развеселившимся пфальцским жителям через несколько недель.
…Каким был Пфальц, таким было и его Временное правительство. Оно состояло почти исключительно из добродушных любителей вина, которые более всего были удивлены тем, что им пришлось вдруг представлять собой Временное правительство своего отмеченного Вакхом отечества. И тем не менее нельзя отрицать, что эти смеющиеся правители вели себя лучше, чем их баденские соседи…»
Нерешительности и трусости мелкобуржуазных вождей Энгельс противопоставляет смелые действия рабочих отрядов под командованием Виллиха и Беккера. Он описывает операции, в которых пролетарии дрались храбро и умело, обращая нередко неприятеля в бегство, несмотря на его численное превосходство; рассказывает о героических арьергардных боях вооруженных трудящихся Рура, Золингена, Эльберфельда, Кёльна, когда, чтобы дать возможность перейти швейцарскую границу отступающим армиям, рабочие отряды, сдерживая противника, последними ушли за рубежи Германии.
Самые лучшие коммунисты, говорил Энгельс, были и самыми лучшими бойцами Одним из них был видный немецкий революционер Иосиф Молль, павший героически в битве при Мурге.
90-тысячное прусское войско с трудом, ценой большой крови, одержало победу над 15 тысячами солдат революционной армии. Его смерть была тяжелым ударом для всей партии коммунистов.
Энгельса особенно сильно потрясла гибель Иосифа Молля.
«Тем жертвам Баденского восстания, — писал Энгельс, — которые в той или иной мере принадлежали к образованным классам, в прессе, в демократических союзах воздаются всякого рода почести в стихах и прозе. Но никто не поминает ни словом о сотнях и тысячах рабочих, которые вынесли на себе всю тяжесть боев и пали на полях сражений, о тех, которые заживо сгнили в раштаттских казематах, или о тех, которым теперь за границей, единственным из всех эмигрантов, приходится в изгнании испить до дна горькую чашу нужды… Наши «демократы» слишком невежественны и слишком проникнуты буржуазным духом, чтобы постичь революционное положение пролетариата, постичь будущее рабочего класса. Поэтому им ненавистны также те истинно пролетарские характеры, которые слишком горды для того, чтобы льстить им, слишком проницательны… Но если так называемые демократы не заинтересованы в том, чтобы оценивать по достоинству таких рабочих, то долг партии пролетариата — воздать им по заслугам. И к лучшим из этих рабочих принадлежал Молль из Кёльна…
…После февральской революции он вернулся в Германию и вскоре вместе со своим другом Шаппером принял на себя руководство Кельнским рабочим союзом. Эмигрировав в Лондон после кельнских событий 1848 года, он вскоре вернулся в Германию под чужой фамилией, вел агитационную работу в самых различных местностях и принимал на себя выполнение миссий, которые отпугивали всех других своим опасным характером. Я снова встретил его в Кайзерслаутерне. И здесь он взялся за выполнение таких поручений в Пруссии, которые подвели бы его прямо под расстрел, если бы он был узнан. Возвращаясь из своей второй поездки такого рода, он благополучно пробрался через расположение всех неприятельских армий до самого Раштатта, где немедленно вступил в наш отряд, в безансонскую рабочую роту. Спустя три дня он был убит. Я потерял в нем старого друга, а партия — одного из своих самых неутомимых, бесстрашных и надежных бойцов».
Прошло немного времени со дня гибели Молля. Фридрих Энгельс все еще жил в Швейцарии. Вернуться в Германию означало быть немедленно арестованным и, может быть, даже казненным. Его друзья и соратники решительно требовали, чтобы он оставался за границей.
Как-то Энгельс прогуливался по чистенькой набережной Женевы. Приближались прозрачные сумерки, ранние в этой горной стране. Жаркий день сменился прохладой.
У пристани Энгельс встретил знакомого молодого человека в стареньком, но тщательно выутюженном костюме. Это был Вильгельм Либкнехт.
Эта встреча с Энгельсом стала знаменательной вехой в жизни впоследствии известного революционного вождя немецких пролетариев: вскоре Либкнехт вступил в Союз коммунистов.
В конце августа Фридрих получил тревожное письмо от Маркса.
«Дорогой Энгельс!
Меня высылают в департамент Морбиган, в Понтийские болота Бретани. Ты понимаешь, что я не соглашусь на эту замаскированную попытку убийства. Я поэтому покидаю Францию.
В Швейцарии мне не дают паспорта, я должен таким образом ехать в Лондон, и не позже, чем завтра. Швейцария и без того скоро будет герметически закупорена, и мыши будут пойманы одним ударом.
Кроме того, в Лондоне у меня имеются положительные виды на создание немецкого журнала. Часть денег мне обеспечена.
Ты должен поэтому немедленно отправиться в Лондон. Этого требует твоя безопасность. Пруссаки тебя дважды расстреляли бы: 1) за Баден; 2) за Эльберфельд. И зачем тебе эта Швейцария, где ты ничего не можешь делать? У тебя нет никаких затруднений к приезду в Лондон…
Я положительно рассчитываю на это. Ты не можешь оставаться в Швейцарии…
Моя жена остается пока здесь…
Твой К.М.»
Французское правительство отказало Энгельсу в проездной визе, и он решает ехать в Англию через Италию. Это был единственный путь, по которому он мог добраться до Лондона без риска быть опознанным и арестованным.
Страна великих полководцев, революционеров, ученых и поэтов волновала его воображение.
Италия переживала сейчас тяжелые времена. После яркой, озарившей на миг страну революционной вспышки 1848 года опустилась мрачная тьма реакции. Австрия мстила за ненадолго потерянное ею господство и требовала от маленьких государств раздробленной Италии повиновения и расправы с революционерами.