Мародер
Шрифт:
– Тебе че надо-то, сапер? – миролюбиво спросил один из гоблинов.
– Пацаны, я вам одно скажу – я хочу, чтоб мы с вами вышли отсюда. Тихо-мирно. А все разборки – наверху. Нештяк, годится вариант? – старательно излучая разумность и спокойствие, Ахмет поднял с пола клеймора и подошел к сгрудившимся на первых ступеньках воякам.
– Годится. Пошли?
– Сначала договоримся. Вы пойдете первыми. За вами – этот. Ну-ка, на, Олега, подержи. – Ахмет быстро сунул мину в руки Фоменке.
Фоменко дернулся было отстраниться – но все же рефлекторно удержал гладкое пластиковое тельце, гадливо прижав к себе.
– Смотри,
Достигнутых сторонами договоренностей никто не нарушал, и в этом смысле подъем проходил спокойно, но сам процесс оказался чем-то сродни китайским пыткам. …Бля, эдак любого можно развести на че хошь, погоняй только по лесенке. Интересно, органы в тридцатых пользовались?… – думая о всякой ерунде, Ахмет монотонно лез вверх. На последних пролетах уже ощутимо подщипывал морозец, с пустого черного неба злобно смотрели крысиные глазенки звезд. …У-у, да никак опять придавило. Этак к утру пальца три в проруби будет, не меньше. – совсем по-домашнему подумал Ахмет. – Эх, баба не догадается охранникам сказать, чтоб за водой рано не шли. Прорубь до света никто поновлять не пойдет. – Ахмета едва не скрутило от попытки подумать – как бабе будет без него. – Бля, я просто обязан к ней вернуться…
– Пацаны, стой. Бетмен, ты там первый идешь? Фф-фу, бля, щас, дыхалка пробздится… Послушай, че скажу. Щас подымешься. Нас у ствола кто ждет? Ох, ну налепили пацану погоняло! И че, отзывается? Короче, скажешь ему – “Максимыча сюда! Одного!” и скажешь, чтоб он отвалил на метров сто. Или во, пусть в проходной сидит, до команды. Понял? Пошли!
Все удалось – через пять минут Максимыч, перегнувшись в провал ствола, уже выслушал Ахмета. Помолчал, уставившись слезящимися от мороза глазами куда-то в тихую морозную мглу. Подозвал мявшегося неподалеку Завулона:
– Сырцев, слушай приказ. Подьячева, Кичатова, Устинова и Третьякова ко мне. Бегом.
Гоблин мотнул заиндевевшей башкой и захрустел в лес. Олег, все еще сидящий в обнимку с клеймором, пробормотал про себя что-то типа “не зря мне эти суки… ”, затем подал голос:
– Геннадий Максимыч! Вы что, верите этому ебанутому?! Это ж бред! Пацаны! – повернул голову к бывшим подчиненным: – А вы-то че? Тоже повелись на эту лажу?! Про своего командира?
– Ты это, видел я, как ты мину нес. Аж доворачивал на нас. Че, “командир”, одному-то неохота?
У Фоменки глаза вмиг утратили прозрачность, наполнившись злобой и страхом. У Ахмета на экране внутреннего радара, чующего присутствие посторонних, пропала метка цели – только что рядом исчез человек. Осталось нечто с горящими ненавистью глазами. Это нечто пробормотало:
– А почему ж один-то, и вовсе не один… – и, зажмурившись, ухватило и рвануло торчащий из корпуса
…Ну, может, так и лучше будет… – пронеслось в голове. – Хотя дежурная расценка за КД8 в руке – пара пальцев и глаз. Ладно, принимаю… Ахмет отдал себе команду – Подрыв! Тело думало само и предприняло все необходимые приготовления. Кисть спряталась за щепкой, подальше от взрывателя с капсюлем, оставив погибать кончики пальцев. Палец, давно ждавший команды, вывернул чеку и попытался отдернуться подальше, пока летит боек и приходит в действие КД8. Тело изогнулось, инстинктивно уменьшая площадь поражения, одновременно подставляя взрыву крупные мышечные массы и пряча уязвимые места. Ахмет успел заметить, как то же самое пытаются проделать тела спецназовцев. Грохнуло. Тетрил развернул трубку капсюля на несколько бритвенно-острых фрагментов, один из которых аккуратно отделил от Ахметовых пальцев, среднего и безымянного, по одной фаланге.
Повернулся первым, ожидая увидеть поднимающийся ствол. Олег остался сидеть, свесив голову на грудь. С лица что-то тянулось, как масло на морозе, капало, рука с размозженной кистью лежала неподвижно и оплывала дымящейся кровью. Бушлат на правом плече изорван и тлеет. …Хорошо, что я ему два оборота ДШВ на плечо повесил. Сзади и сбоку донесся лязг затвора… А восьмерка-то как удачно сработала, смотри-ка… Кто-то из гоблинов ткнул бывшего командира стволом, тот мягко повалился на бок, демонстрируя темные ямы на месте глаз.
– Целы, пацаны? – выпустив, наконец, размочаленную щепку, спросил Ахмет.
– Да вроде нормально… – протянул Бетмен. – Э, Федь, потрогай пульс у к… у этого. Че он там, жив, нет.
Сверху перегнулся Максимыч, посмотрел, ничего не сказал, вновь исчез. Издалека, как через вату, Ахмет слышал, как Максимыч орет кому-то про санинструктора и пакеты.
– Хы, я так и знал… – нервно взлаял Ахмет дурным голосом. – Хы-хы… – ржал каким-то несвоим смехом, разглядывая обрубки среднего и безымянного пальцев. – Я думаю, че он Сумкинс, хы, а он, хы, – Фе-е-едя! – и снова закашлялся сухим икающим смехом.
– Э, сапер, ты это… че с тобой? У, смотри, у тебя по полпальца снесло… Да кончай ты ржать, борода!
– Да хуйня, – не обиделся Сумкинс. – Это отходняк у него. Я на боевых сто раз видел. Щас, поржет мальца, отойдет. Пакет есть? Дай ему. – Склонился над Олегом, пытаясь определить пульс. Подержал руку на шее, взял безжизнено висящую руку, бросил. – Все, похоже, отбегался капитан Фоменко… Э, сапер, он че сделал-то?
– Щщафф – промычал пришедший в себя Ахмет, затягивая зубами узел на забинтованном обрубке. – Погофь, замофаюфь…
Но давать объяснения ему не пришлось. На краю провала снова появился Максимыч, площадку сотрясло приземление двоих незнакомых гоблинов. Началась суета, и Ахмет немного отключился, превратившись в мешающую всем чурку с глазами. Пришел в себя только у костра в знакомой комнатенке проходной. Так же, как и полдня (полвека?) назад, воняло горелым ДСП, только на стенах появились красные мазки рассвета и жутко саднила раненая рука. Чего-то не хватало. Ахмет вспомнил об Алике, спросил, подняли его или нет. Оказалось, нет. Максимыч распорядился, и назначенные гоблины заскрипели по промороженному насту в сторону ствола.