Мародёры

Ансуз Александр

– Да вон пробежала, – ответил Сергей, указывая пальцем куда-то в лобовое стекло. – Неужели опять не увидел?

– Нет.

Еще два часа они ехали по дороге. Когда они выехали на трассу, наступило утро. Трасса была узкой и посыпана грязным песком. Они проехали деревеньку Купчино, и Саша стал жадно всматриваться в обочину дороги, по которой они ехали. Отец ехал по той же полосе. Внезапно Саша почувствовал боль и судороги, которые он смог победить лишь неимоверным усилием воли, и не упасть, согнувшись, на пол автомобиля. Родная природа пощадила его, скрыв место гибели отца снегом.

– Куда ехать-то? – спросил Сергей.

– Сейчас узнаем. – Глухо произнес Саша. – Но в гарнизон нужно

полюбому заскочить, захватить… – Саша опять стал опять подбирать слово, помолчал, – вдову, потом тело и назад. Подальше с этой проклятой земли. Всего несколько километров проехал по ней отец, после того как пересек границу с Ленинградской областью.

Саша позвонил Лешке Торгачу.

– Алло, – заспанным голосом ответил тот.

– Привет, я у поворота на гарнизон. Тело где?

– Еще во Вдовске.

– Как? Вскрытие не делали?

– Нет, вояки отказались его вести в Песков, а в Угольцах не взяли.

– Что? – не веря, гневно переспросил Саша.

– Да, вот такие они вояки. Подвели. Ну ничего, я договорился с экспертом в Пескове, он выйдет и сделает вскрытие.

– Как выйдет?

– С выходного. Я с ним разговаривал, он выйдет третьего и сделает вскрытие. Заедешь ко мне?

– Да, ты в РОВД [10] , около вокзала?

– Да, но я сейчас не там, я подойду на вокзал.

– Хорошо.

Саша подавил свой гнев, его раздражало то, что он может не успеть к похоронам, что отец может быть не похоронен в трехдневный срок. Саша дал себе установку, что примет все меры, чтобы выехать обратно сегодня. Он позвонил Рафиде, но опять на звонок не ответили. Позвонила тетя Тоня.

– Его еще не вскрывали, а тело до сих пор во Вдовске, – сразу выпалил Саша.

– Может, перенесем похороны на четвертое?

– Нет, я попробую.

– Ну, смотри, вы сейчас где?

– Мы на той самой трассе, у поворота на гарнизон.

– Понятно.

– Вот еще что. Без вскрытия мне тело не отдадут. По насильственным, скоропостижным и медицинским смертям экспертиза обязательна. Узнайте, примут ли в морге Опольска тело и смогут ли они сами сделать вскрытие. И самое главное, узнайте у агента, сможем ли мы его захоронить, без вскрытия здесь.

– Хорошо. Я перезвоню.

Саша повесил трубку, позвонил маме, объяснил ей, где они, а потом сказал Сергею:

– Давай прямо во Вдовск.

Уже полностью рассвело, Саша проводил взглядом поворот на гарнизон, и спустя двадцать минут они уже въезжали в город. Сергей снизил скорость и медленно ехал по центральной улице.

– Сейчас все прямо, потом будет поворот налево. За ним сразу будет автовокзал, там постоим, подождем.

Медленно они проезжали по улицам, застроенным двухэтажными домами с ядовитой желто-оранжевой штукатуркой. Некоторые дома были деревянные, но сложены не из бревен, а сколочены из досок.

– А люди где ж? – удивленно спросил Сергей. – Времени-то сколько, а никого нет.

Саша посмотрел на часы, было около девяти часов утра. Рассвело, а улицы действительно были безлюдны, и на дорогах не было автомобилей.

– А вот такой народ. Не работает, привыкли жить, присосавшись к чьей-нибудь сиське, – с презрением ответил Саша.

– Да уж. Ни продавцов, ни магазинов. Чем они живут-то?

– Тем и живут, на пособия и огороды.

Саша смотрел на пустынные улицы и на одном из перекрестков увидел здание, обнесенное решетчатым забором, с воротами, на створках которых красовались красные звезды. Саша вспомнил, что в этом здании располагался военкомат, в котором он состоял на учете, когда жил в гарнизоне. Оно имело характерный неприятный запах золы и плесени, который образуется в зданиях, отапливаемых большой оцинкованной печкой, тянувшейся сквозь два этажа наверх. Он приходил в этот военкомат становиться

на учет и проходить ВВК [11] и один раз нарвался тогда на одного в погонах с большими звездами, который, увидев его, заорал, пытаясь покрасоваться перед сослуживцами: «Какого хера ты держишь руки в карманах? Смирно!» Однако Сашу такое замечание разозлило, и он тихо ответил: «Вот когда буду служить, будешь орать, а теперь извини», чем окончательно взбесил любителя выпендриваться. «Да, – вспоминал Саша, – это было, когда я пытался поступить в Суворовское». Переполненный патриотическими чувствами, по-детски наивный, он хотел принести пользу своей стране. Но тот дебил в погонах, которого Саша запомнил на всю жизнь, как бы незначителен ни был тот случай, заставил его тогда забрать документы из военкомата на конкурс в училище, а не категоричный запрет отца на поступление. Да и «двойку» он, кажется, схлопотал тогда в четверти по алгебре. Не без удовольствия Саша вспоминал потом, что при постановке на воинский учет его приписали к морпехам. Почти всех мальчишек из его класса поставили на учет либо по категории ВДВ, либо морской пехоты. И только нескольких, которые вообще не занимались спортом, поставили на учет в стройбат или пехоту. Большинство ребят в их классе были спортивными, умными, хоть и учились в гарнизоне. Но на выпуске их построили в шеренгу вместе с девятыми и десятыми классами, и стало видно, что там, где заканчивается их класс, шеренга обваливалась вниз по росту и плечам. Тогда-то Саша и подумал, что, может быть, они и есть то последнее здоровое поколение, которое Запад еще не успел уничтожить больным образом жизни и идеологией рабов павлиньего мира. Да, за каждым углом в этом городе была память.

– Вот здесь поворачивай, – сказал Саша Сергею.

Они повернули и проехали к одноэтажному зданию. Перед ним была обширная площадка для автобусов, которые изжили свой век в автопарках еще в восьмидесятых годах. Под навесом располагались деревянная лавка, и низкая входная дверь, а в окне торчала фанерка с расписанием. В автовокзале было всего несколько пассажиров, и они не обращали внимания на «Газель» из другого региона. Сергей припарковал машину прямо напротив входа и заглушил двигатель. Саша вышел из машины, расправляя затекшие ноги и уставшую спину.

Ни одного радостного воспоминания не было у Саши в этих местах. Вот и теперь в памяти возник образ гладкошерстной дворняги с парализованными задними ногами. Она ползала по залу ожидания, протирая коричневую плитку, клацая когтями и перебирая передними лапами. Глаза у нее были такими умными и доверчивыми, а мольбы явственными, но безуспешными. Безбоязненно она подползала к сидящим на лавках пассажирам. Попрошайничество стало единственным способом выжить для нее, но никто ее не покормил. А школьник Саша тогда ничем не мог помочь ей, ведь у него не было с собой ничего, кроме целлофанового пакета с ручками, в котором лежали документы да билет на автобус. Саша понял тогда, что эта собака не переживет жестокую зиму в то голодное время, в почти заброшенном городе, с озлобленными людьми. Не в силах смотреть на ее мучения он вышел тогда в снежную пургу из автовокзала, куда зашел, чтобы согреться. Да, горе от ума заключается именно в такой догадливости.

И вот теперь он вернулся на эту землю, куда возвращаться не хотел. Правда, вернулся взрослым и сильным, но тогда, когда эта земля причинила ему такую нестерпимую боль. Саша закурил и стал прогуливаться по скрипящему снегу, посматривая на здание РОВД, которое стояло сбоку от автовокзала. Он ждал Торгача. Сергей сидел в машине. Вдруг зазвонил мобильник:

– Саша, – произнесла тетя Тоня. – Я узнала. В морге тело примут, но нужна справка о смерти с гербовой печатью. Без нее не примут тело и не захоронят.