Марсель Карне
Шрифт:
Мотив кровопролития вновь возникает в сцене у Забеля, когда Нелли, спустившись в винный погреб, находит запонку убитого Мориса. Тот же мотив — все нарастающей вражды и зреющего убийства — сопровождает встречи Жана и Люсьена, Жана и Забеля. От раза к разу стычки все ожесточенней. Воздух, которым дышит дезертир, насыщен кровью. Жан неминуемо должен убить насильника Забеля, Люсьен — отомстить Жану за пощечины.
Греховность человеческого существования, утрата чистоты в жизненной смуте — один из лейтмотивов творчества Карне. В «День начинается» (1939), и «Терезе Ракен» (1953) ситуация повторится. Горой, которому отдана авторская любовь (Жан, Франсуа, Лоран), сам того не желая, прольет чужую кровь.
В каждом из этих фильмов убийство,
Все персонажи «Набережной туманов» так или иначе причастны к преступлению. Кроме Нелли. Женщина, как обычно у Карне, олицетворение любви. Она невинна, даже если убивают из-за нее и ради нее.
Нелли у Мак Орлана становилась наглой и жестокой. Поэтому она и побеждала. Лирическая героиня фильма беззащитна. В тонкой и чистой красоте Мишель Морган была пронзительная нота. Ее Нелли казалась слишком рано повзрослевшей. Подобно чеховской Ирине («Три сестры»), она вступала в жизнь, готовую разрушиться. Ей было в высшей степени присуще чувство неустойчивости счастья, боязнь невидимой угрозы, вмешательства чьей-то злой воли. Тема враждебного, чужого мира, который окружает человека и в конце концов калечит его жизнь, — тема не только Жана, но и Нелли.
Героев фильма связывает «предначертанная», безоглядная любовь. Однако рядом существуют страсть Забеля и нечистое внимание Люсьена к Нелли. Они так же губительны, как страсть Соленого к Ирине. И там и тут за скобку вынесен мотив погони, отношения жертвы и хищника, остановившего на ней свой взгляд и тем определившего ее судьбу. Случайность, непредвиденность и непредотвратимость этого вторжения пугают. Оказывается, не обязательно вступать в конфликты. Достаточно просто существовать, быть видимым, чтобы на тебя, на твою жизнь и душу мог покуситься кто угодно.
В «Набережной туманов» эта тема близко связана с войной — не названной, но предугаданной. Вспомним, что говорил Карне о времени создания картины: «Разве не носили мы в самих себе зачатков смерти и уничтожения? Разве не отдавали себе тогда отчет, что мы осуждены...»
Тревога, неустроенность достигли в «Набережной туманов» трагедийного накала. Темы и настроения, уже знакомые по фильмам Ренуара, Виго, Фейдера, Дювивье, получили остроту пророчеств.
«Набережная туманов» принесла Преверу и Карне большую славу. И большие неприятности. История постановки изобилует отказами, запретами, возмущенными отзывами продюсеров, а затем и некоторых критиков.
Началось с того, что первый вариант сценария, представленный в дирекцию УФА, вернулся из Берлина отклоненным. «Отказ подписал Геббельс, считавший сценарий плутократическим, декадентским, нигилистским и т.д.», — рассказывал Карне [60] . Немцы потребовали коренной переработки, а в случае дальнейших несогласий, замены сценариста и режиссера. Габен на это не пошел, и договор пришлось расторгнуть.
60
Раздумья Марселя Карне. «Искусство кино», 1958, № 5, стр. 156.
Довольно долго длились поиски отечественного финансиста. Людям с деньгами замысел Превера и Карне, как правило, не нравился.
61
“Cin'emonde”, 15 mars 1957.
В конце концов за постановку «Набережной туманов» взялся продюсер Грегор Рабинович. Впоследствии, в годы Виши по этому поводу было произнесено немало низких слов. Еврейских продюсеров обвиняли в пораженчестве, приписывали им тлетворное влияние на режиссеров. Бардеш и Бразийак в своей «Истории кино» (1943) писали, что «талант Марселя Карне... впитал в себя еврействующую эстетику, которая стала вызывать протест даже у самых терпимых…» [62]
Евреи отвечали за грехи, в которых не были повинны. В действительности Рабинович, как и большинство французских продюсеров, был настроен конформистски. Меньше всего ему хотелось выпустить картину, проникнутую духом беспокойства и упадка. «...Когда, после отказа немецкой фирмы, сценарий отдали французскому продюсеру, заключение его было ужасным, — свидетельствовал Карне. — Он заявил, что его заставляют ставить «грязный» фильм, и это было началом длительной борьбы, противопоставившей Превера и меня представителям фирмы на все время съемок» [63] .
62
Цит. по кн.: Жорж Садуль. Всеобщая история кино, т. 6. М., «Искусство», 1963, стр. 64.
63
“Cin'emonde”, 15 mars 1957.
«Позиция вмешательства», которую с первых же дней работы занял Рабинович, была, конечно, не вполне диктаторской. Но, тем не менее, из горькой чаши творческой зависимости Карне хлебнул основательно.
Сцену самоубийства Мишеля Кросса режиссер снимал тайком, когда директор фильма, заодно наделенный правами контролера, был в отъезде. Она вошла в смонтированный фильм. И все-таки, «после ужасных споров» [64] продюсер заставил её вырезать — мрачных сюжетов он не одобрял.
64
“Cin'emonde”, 15 mars 1957.
Конфликты были неизбежны. Карне прекрасно это понимал. Умение сопротивляться и отстаивать свои права, заявленное им еще в «Женни», тут снова пригодилось. Будь у него другой характер, из «Набережной туманов», возможно, вырезали бы не только эту сцену.
Реванш был взят, когда фильм показали публике. После премьеры (18 мая 1938 года) Марсель Карне сделался знаменитым режиссером. Отныне его имя стали называть в одном ряду с Жаком Фейдером, Рене Клером, Жаном Ренуаром.
Вскоре успех у зрителей был закреплен официальными наградами. Во Франции картина получила премию Луи Деллюка, а на VI Международном кинофестивале в Венеции специальную медаль за режиссуру.