Марш через джунгли

Вебер Дэвид Марк

— Я сейчас сдо-о-охну, — простонала шеф персонала, ошутив подступающую волну тошноты, и снова прижала к губам гигиенический пакет.

— Где-то здесь валялся шприц с лекарством от морской болезни, — предложила Косутич.

Вырвавшийся у нее бестактный смешок выдавал человека с луженым желудком. Даже запах рвоты ей был нипочем.

— У меня аллергия, — донесся из пластикового пакета несчастный голос Элеоноры. Она откинулась назад и тщательно закрыла горловину пакета. — О боже...

— Не повезло, — сказала Косутич, на этот раз с искренним сочувствием, и покачала головой. — А ведь нам лететь еще двое суток, знаете?

—

Знаю, — жалко скривившись, ответила академик. — Но у меня начисто вылетело из головы, что в катерах нет искусственной гравитации.

— И вращение корабля вокруг оси нам тоже не светит, — продолжала размышлять главный сержант. — Полет будет долгий и медленный. Так что — вряд ли.

— Как-нибудь... выживу... наверное...

Шеф персонала судорожно схватилась за пакет и с жутким горловым звуком спрятала лицо внутрь.

Косутич, развалившись в кресле, закинула руки за голову.

— Я смотрю, чудная намечается поездочка, — сказала она.

ГЛАВА 13

— По десятибалльной шкале, — пробормотал капитан Красницкий, — я бы поставил этому путешествию оценку «минус четыреста».

Он закашлялся и помотал головой, словно стремясь разогнать кровавый туман. Инструкции на этот случай были предельно ясны. Теперь бы собраться вместе, чтобы ввести код...

С проблемой ключей справиться оказалось непросто. Талькотта, у которого хранился второй, разорвало на куски, когда он возвращался из двигательного отсека. Третий лежал в кармане вахтенного инженера. Предстоящее стояло ему просто поперек горла... Четвертый ключ был у артиллериста, пятый — у штурмана. Вот у них забрать ключи проще простого — после попадания по мостику...

Как ни удивительно, корабль все еще держался. Пречистые, сообразив наконец, что к чему, предложили им сдаться — то есть дали шанс на реальное спасение. Капитуляция принца означала жизнь для каждого члена экипажа — даже в условиях жестокой теократии пречистых.

Здесь, в артиллерийском погребе, не было дисплеев внешнего обзора — но Красницкий слышал и то, как вражеский крейсер стыкуется с его искалеченным кораблем и как морская пехота пречистых пробивается сквозь воздушные шлюзы...

Ну что ж. У меня пять ключей, но только один активатор. Нужно установить задержку. Да. Имеет смысл.

— Капитан Делани, говорит лейтенант Скалуччи. — Офицер каравазанской морской пехоты приостановился и нервно оглядел мостик. — Мы захватили капитанский мостик, но ни одного пленного взять не удалось. Экипаж отчаянно сопротивляется. Повторяю, у нас ни единого пленного. Все сражаются до последнего, некоторые в силовой броне. Сдаваться, вопреки нашим ожиданиям, никто не собирается. А впереди еще схватка с телохранителями принца. — Он замолчал и снова обежал взглядом мостик. — В этом есть что-то странное. Не нравится мне...

— Прикажите ему держать свои бредни при себе, — рявкнул капеллан Панелла. — Пусть ищет принца.

Капитан Делани покосился на священника и включил ларингофон.

— Продолжайте выполнять задание, лейтенант, — сказал он. — Опасайтесь засад. Теперь ясно, что сдаваться они и не собирались — что бы там ни заявлял их капитан.

— Что-то здесь нечисто, сэр. Скалуччи связь закончил.

Капитан развернул кресло так,

чтобы смотреть капеллану прямо в глаза.

— Мы, конечно, найдем принца, но терять людей впустую глупо. Хотел бы я, как положено, высадить абордажные группы на катерах... — Крейсеру не повезло, случайное попадание в причальный отсек уничтожило почти все малые суда. — Если бы на борту не было принца, я бы просто расстрелял гадов, чтобы не рисковать зря.

— Но принц там, — прошипел капеллан, — и они уж точно не станут рисковать его драгоценной жизнью ради игры в казаки-разбойники. — Он в бешенстве оскалил зубы. — Если бы у них хоть немножко работали мозги, они бы сами перерезали ему глотку, лишь бы он не попал в плен. Только представьте, какие открываются возможности! Член императорской семьи их треклятой Империи Человечества — в наших руках!

— Капитан! — донесся из динамиков вскрик лейтенанта Скалуччи. — Причальный отсек пуст. Катера, должно быть, уже улетели!

Глаза капитана полезли из орбит.

— Зараза! — выругался он.

— Чистюли уравнивают скорости с «Деглопером», — прокомментировал Панэ.

— Как вы это разглядели? — спросил Роджер. Он до боли напрягал глаза, вглядываясь в крошечный экран. — Я тут ничего не понимаю.

— Лучше следите за данными сенсоров, — посоветовал Панэ. — Я давно говорю, что на катерах надо устанавливать экраны побольше, но пульт управления проектировали ногами, а руки до него так и не дошли.

— Ага, спасибо, — улыбнулся Роджер и на радостях хлопнул кулаком по прибору. — Ой-й-й!

Он опять забыл, что скафандр многократно усиливает его движения. Когда он отдернул руку, в боковой стенке пульта красовалась дыра размером с кулак.

Панэ развернул кресло к принцу, притянул к себе его клавиатуру и быстро напечатал несколько команд. Изображение окружающего пространства сменилось на мерцающем мониторе цифрами и таблицами.

— Вот это, — объяснил капитан, — последняя информация о скорости и координатах «Деглопера». А это — прогнозируемое положение и вычисленная скорость. — Переключив управление монитором на свой зуммер, он вывел на экран новую схему. — А это — данные по чистюлям.

— Они сейчас идут совсем рядом с «Деглопером»? — спросил Роджер, заметив, что данные по обоим кораблям почти совпадают.

— Именно. Они уравняли скорость, ускорение и идут тем же курсом. А это значит, что они заглотнули приманку Красницкого вместе с крючком и грузилом.

Роджер кивнул и попытался вызвать в себе чувство, похожее на то удовлетворение, которое испытывал капитан морской пехоты. Ничего не вышло. Как странно, подумал принц. Панэ был военным, как и Красницкий, и не хуже Роджера отдавал себе отчет в том, что экипаж корабля во главе с капитаном совершает сейчас коллективное самоубийство — только чтобы прикрыть их бегство. Честно говоря, принц ожидал, что капитан морской пехоты проявит в этой ситуации хоть какие-то чувства... Он всегда подозревал, что люди, предпочитающие военную карьеру, должны быть... скажем, менее восприимчивы, но каждый раз, когда он хотя бы пустяком нарушал их драгоценные традиции и обычаи, Панэ тут же одергивал его и ставил на место — «со всем приличествующим уважением». Так почему же теперь капитан проявляет совершенно клиническое бесчувствие и равнодушие к судьбе товарищей — в то время как Роджера невыносимо терзает чувство вины?