Марш мародеров
Шрифт:
Прислушавшись - вроде все спокойно - Ник поднимает голову и оглядывается. Костер, горящий обычно посреди арены, почти погас. Серый пепел подернул угли, и Цирк погрузился в темноту. Тишину нарушает лишь дыхание спящих да мерное бормотание невидимого во мраке Монаха, который сидит у дальнего выхода с арены и молится, перебирая узловатыми пальцами насечки на посохе.
Осторожные шаги нескольких человек заставляют Ника встрепенуться. Вцепившись руками в сломанное сидение, он таращится в темноту, пытаясь не столько разглядеть, сколько понять - кому не спится в столь поздний час? Если это
Луч фонарика, прорезавший густую тьму, пугает Ника. Все фонари и батарейки к ним, найденные в ЦУМе и других магазинах, давно пришли в негодность.
Этого просто не может быть - работающий фонарик!
Однако не верить своим глазам Ник никак не может - вот к первому лучу присоединяется второй, третий, четвертый. Пятна желтоватого света шарят по арене, по рядам амфитеатра, по спящим, пока, наконец, не сходятся в одной точке: на лежащем возле центрального костра Бабае.
– Э!
– тихо говорит кто-то. Слышится звук несильного удара. Ник напрягает слух.
– Подъем, мужик! Кто старший?
– Вроде как я, - хрипло бормочет Бабай.
– Вы кто?
– Буди народ! И огня побольше. Живо!
Один из фонариков на мгновение высвечивает человеческую фигуру, и Ник холодеет от волнения - пришелец в военной форме и с оружием! Значит, правы были те, кто говорил, что помощь придет! Значит, не все погибло, есть армия, есть государство, власть - и эта власть вспомнила о несчастных обитателях Цирка!
Бабай возится, поднимаясь. Хрустят ветки, большая охапка их ложится на еле светящиеся угли и сразу слышится треск, валит дым - едва не умерший огонь с жадностью набрасывается на топливо. Становится светлее, и Ник видит, что пришельцев в форме много, человек двадцать.
Целый отряд! Силища!
– Вставайте!
– радостно кричит Ник, поднимаясь на ноги.
– Люди, ау! Подъем! У нас гости! Вставайте!
– Поднимайтесь!
– кричит и Бабай, сопровождая слова громкими хлопками ладоней.
– Важное дело!
Минуту спустя Цирк гудит, словно растревоженный пчелиный улей. На арене полыхают, рассеивая мрак, уже с десяток костров. Несколько растерянный Бабай топчется возле рослого, светловолосого мужчины в новеньком, отглаженном камуфляже. По периметру расположились остальные пришельцы, вооруженные укороченными автоматами Калашникова. Ник, следом за профессором, Халом и Эн спускаясь на арену, обращает внимание на белые повязки на рукавах военных.
Гостей разглядывает не только он. Общинники переговариваются, делясь впечатлениями:
– Гляди-кось, бритые все! Волосы чистые. А форма-то, форма! Настоящая, новая! И берцы начищены. Дождались, слава тебе Господи! Дождались…
– Ну, - громко интересуется светловолосый, в свою очередь разглядывая собравшихся вокруг арены заспанных, помятых людей.
– Проснулись? Извините за ночное вторжение, со временем у нас туго.
– Да ничего, ничего!
– отвечают ему сразу несколько голосов.
– Главное - вы пришли.
– Это точно, - кивает светловолосый.
– Мы пришли. Разрешите представиться: майор министерства внутренних дел Асланов, Анатолий Дмитриевич.
– Дяденька, - тонким голосом спрашивает вездесущая Светланка, теребя Асланова за рукав.
– А что это за тляпочка?
Майор поднимает руку, и все видят белую повязку, на которой отчетливо выделяется черный круг, а внутри него две буквы: «АК». Ник пихает Хала локтем, кивает на арену:
– Вот это чей знак!
Хал шмыгает, хмурит брови. Он, в отличие от большинства общинников, не выглядит радостным. Ник решает, что это из-за незапланированного подъема - парень любит поспать и спросонья всегда злой и дерганный.
– Это, девочка, не тряпочка, а отличительный знак, - с широкой улыбкой отвечает Светланке Асланов.
– АК - это значит Администрация Казани, временный орган, созданный нами для наведения порядка в городе и спасения людей. Ну, иди к маме, девочка.
– Где моя мама?
– тут же переключается Светланка.
Из толпы выскакивает Анна Петровна, подхватывает ребенка на руки.
– Всякая власть - да от Бога!
– гудит из задних рядов Монах.
– О, у вас и батюшка есть, - Асланов продолжает улыбаться.
– Я смотрю, ваша община - одна из самых организованных в городе. Это хорошо. Это очень хорошо. Но… - Он становится серьезным, сгоняет с лица улыбку и продолжает: - Едва не проспали вы себя, дорогие товарищи. Да, именно так! В городе неспокойно, появились вооруженные банды мародеров. Грабят, насилуют,
убивают…
– Ой, Господи!
– вскидывается какая-то женщина.
– Этой ночью, - теперь голос Асланова звучит жестко, в нем отчетливо лязгает железо: - Этой ночью мы выслеживали такую банду. Оказалось, что мародеры готовили налет на вашу общину. К сожалению, к великому моему сожалению, мы не смогли помешать им напасть на ваших дозорных. Да, товарищи, да. Эти люди пытались поднять тревогу, но заплатили за это своими жизнями. Симонов, прикажи принести тела…
– Рина-а-ат!
– ударяет под самый купол отчаянный и безнадежный женский крик.
Асланов опускает голову, сокрушенно разводит руками. Бабай темнеет лицом.
– Как же так? Обоих?
– Обоих, отец. Ножами.
– Вы нас защитите?
– с надеждой спрашивает Анна Петровна, прижимая к себе Светланку.
– Конечно, - уверенно успокаивает ее майор.
– В настоящий момент часть моих людей преследует банду, и я даю вам слово офицера - они получат по заслугам. Поскольку в городе объявлен режим чрезвычайно ситуации, а это фактически означает, что наступило военное время, по законам этого времени мы имеем право не задерживать особо опасных преступников, а уничтожать их на месте.
– И правильно! И хорошо! Так и надо!
– гудит сразу весь Цирк.
– И аз воздам!
– рявкает Монах, пристукнув посохом.
На арену вносят окровавленные тела Коростылева и Рината. Женщины плачут, слышатся детские крики. Жена Ахметзянова с воплем бросается к трупу мужа, обхватывает неподвижное тело, прижимается к нему.
– Унесите, - бурчит Бабай и машет в сторону служебных помещений.
– Туда, туда!
Мертвецов уносят. Народ понемногу успокаивается.