Марш Турецкого
Шрифт:
– Но для чего было требовать от Катьки бумагу, что она претендует на наследство, если как вы говорите она и так имеет на него право?
– Это уже из области юридического крючкотворства. Полагаю, чтобы блокировать счет Никитина и уберечь его наследство от возможного посягательства третьих лиц. Возможно, он дал кому-нибудь доверенность на право распоряжаться своим счетом. Или заключил какие-то сделки.
– Но ведь по сделкам нужно платить.
– Все эти вопросы и будет решать суд.
– Так что же мне делать? растерянно спросила
– Ничего. Благодарить судьбу, что вам встретился в жизни такой человек, что он стал отцом вашей дочери и дедом вашего внука.
– Вы умеете убеждать.
– Только когда убежден сам. Сейчас именно такой случай.
– Когда он погиб?
– Поздно вечером четырнадцатого июля. В конце августа будут сороковины. Помолитесь за него, если умеете молиться.
Ольга Николаевна подумала и сказала:
– Я научусь… Спасибо вам, Александр Борисович. Мне пора. У меня через два часа поезд.
– Я отвезу вас на вокзал, предложил Турецкий.
– Не стоит, доберусь на метро.
– Не лишайте меня удовольствия побыть в вашем обществе еще немного.
Она улыбнулась.
– Ну если так…
В прихожей Турецкий помог Ольге Николаевне надеть плащ, натянул на себя куртку, предупредил Ирину:
– Я ненадолго. Отвезу Ольгу Николаевну на Ленинградский вокзал и сразу вернусь.
Ирина вышла в прихожую проводить гостью:
– Счастливого пути. Будете в Москве заезжайте.
– Спасибо за гостеприимство. У вас замечательный муж.
– Да, согласилась Ирина. Иногда это у него получается…
Турецкий попросил Ольгу Николаевну подождать его на углу дома. Объяснил:
– Там у нас непросыхающая лужа. Как в Миргороде, испачкаете туфли. Я сейчас заведу машину и подъеду.
Открыв водительскую дверцу, он привычно сунул в гнездо ключ зажигания, дернул ручку переключения скорости, чтобы поставить ее на нейтралку. Как часто бывало, заело. Не залезая в машину, Турецкий выжал педаль сцепления и поставил скорость на нейтралку. И уже готов был крутануть стартером, как вдруг увидел на коврике под водительским сиденьем блеснувшую в слабом свете уличного фонаря какую-то стальную спираль. Не увидел даже разгадал каким-то шестым чувством. И тотчас, как с ним часто бывало в такие моменты, время словно бы изменило свою скорость. Секунды растянулись чуть ли не до минуты. И этих секунд у него было не больше трех ровно столько, чтобы ему хватило в три прыжка оказаться возле угла дома, резким толчком вытолкнуть Ольгу Николаевну за угол и вместе с ней тесно прижаться к стене.
И тут прозвучал взрыв. Не слишком сильный. Граммов двести тротила, даже стекла в первом этаже не высадило.
Турецкий выждал с полминуты и осторожно выглянул из-за угла: посреди миргородской лужи горела его машина.
У Ольги Николаевны от изумления округлились глаза.
– Что это было? спросила она.
– Это? Как бы вам объяснить… Это была моя машина. Иногда она даже ездила. Правда, не очень охотно. Боюсь, что свое она уже отъездила.
Ольга Николаевна только головой покачала.
– У меня такое ощущение, что Москва стала довольно шумным городом. У нас в Питере все-таки потише.
– Сейчас я поймаю такси и отвезу вас на вокзал, сказал Турецкий.
Ольга Николаевна решительно отказалась:
– Я сама доберусь. На метро. А вам стоит вернуться домой и успокоить жену. Я думаю, ей это сейчас не помешает. Спасибо еще раз. И до свиданья.
К догорающей "шестерке" уже спешила пожарная машина. Тут же за ней въехала во двор, поблескивая синими маячками, патрульная машина. Турецкий молча посмотрел на все это дело, махнул рукой и поднялся в квартиру.
Ирина выглядела встревоженной.
– Там во дворе как будто что-то взорвалось? Не видел?
– Случайно видел.
– Что?
– Как ты думаешь, Ирина, что лучше: иметь машину, которая то ездит, то не ездит, или не иметь никакой?
– Я тебе сто раз говорила: лучше не иметь никакой.
– Твое заветное желание исполнилось: никакой машины у нас больше нет.
Ирина быстро глянула на него и как была, в домашних тапочках и халате, бросилась на лестничную клетку. Оттуда был виден двор. Турецкий закурил и неспешно вышел за ней следом.
– Что это там горит? спросила Ирина.
– Она и горит.
– А перед этим взорвалась?
– Ну так, слегка.
– А ты где в это время был?
– Ну где, где! рассердился Турецкий. Не в ней же! Если бы я был в ней, я бы сейчас рядом с тобой не стоял.
Она уткнулась ему в плечо и заплакала.
– Сашка! Милый! До каких пор все это будет, а?
– Ну вот, ты заговорила сейчас как жена протопопа Аввакума: "Доколе, протопоп, муки нам эти?"
– И что он ей ответил? спросила Ирина.
– Он ей хорошо ответил. Как настоящий мужик. "До самыя смерти, матушка, до самыя смерти!…"
– Турецкий, не уплывай от нас далеко, попросила Ирина. И не тони. Слышишь?
– Я не утону, пообещал Турецкий. Потому что я не пароход, а ледокол. А может быть, даже броненосец. И потопить меня даже Шестой американский флот не сможет. Тем более что мы сейчас в дружественных отношениях.
Ирина вздохнула и вытерла слезу рукавом халата.
– Пошли ужинать… броненосец "Турецкий!"
Станислав Станиславович заговорил о грандиозных планах партии, о лицах, занимающих большие должности в правительстве и Президентском совете, которые целиком и полностью поддерживают начинания устроителей съезда. Он даже назвал фамилии, которые конечно же не ускользнули от внимания Турецкого. "Господи, что он несет?! думал он, глядя на одухотворенное лицо бывшего диссидента. Неужели ты, просидевший в лагерях семь лет, ничего не понял и ничему не научился? Или совершенно очумел, получив приглашение господина Потапова? Да нет, вроде искренен. Ишь как раскипятился, переживает, кулачком стучит…"