Марш жестокой молодости
Шрифт:
– Как танцы? – интересуюсь я.
– Супер… На следующей неделе в доме культуры у нас выступаем. В четверг вроде. Придешь?
– Конечно. Предки на работе?
– Ну да, работают…
– Брат учится?
– Да, в колледже.
Я решил действовать.
– То есть никто прийти не должен? – спросил я, сняв кофту и повесив ее на стуле у компьютера.
– Вообще – то никто не должен.
– Ну и чего ждем? – с этими словами я подхожу ближе к Ане, обнимаю, и резко кладу ее спиной на кровать.
Постельное белье на кровати из велюра, бордового цвета. Мой вертлявый язык проникает ей в рот и я чувствую
– Как же ты пахнешь… – тихо произнес я. – Твой запах меня всегда волновал. Он прекрасен, как и ты вся. – я снова стал целовать ее бархатистую мягкую кожу на шее. – Я так тебя хочу… Хочу чтобы ты отдалась мне полностью…
– Остановись. – простонала она, но ее протест не возымел на меня никакого воздействия. – Милый, пожалуйста…
– Не бойся, всё хорошо, я сделаю все как надо. – шепнул ей на ушко я. – Нам будет хорошо…
Мое тело изнывало от сексуального удовлетворения. Слишком долго этого ждал. Я продолжил, засунув руку в ее самое сокровенное место. Не успел я этого сделать, как моя girlfriend залепила мне мощную пощечину. Я решил проигнорировать ее, продолжив прелюдию, но она не успокоилась, превратившись в дикую кошку, стала наносить удары мне по фэйсу все реще и реще. Я схватил ее за руки, она стала дергаться и вырываться.
Наши любовные ласки перешли в борьбу между полами. Напоминает сцену из телепередач про диких животных во время брачного периода, там у них происходит нечто похожее.
– Успокойся! – нервно сказал я.
– Оставь меня! – перешла на крик Аня, извиваясь в моих руках.
Я отпустил ее, она пересела на противоположную сторону кровати, я поступил тем-же образом. Оба друг от друга отвернулись.
– Долго ты еще фифочку из себя будешь строить? – раздраженно выпалил я.
Аня тихонько заплакала. Я услышал ее всхлипы. Мое раздражение тут-же улетучилось. Мне становилось не по себе из-за ее плача.
– Повзрослеть пора Ань, ты же не школьница уже, тебе сейчас все можно. Че ты боишься? Я тебя хочу, а ты… Время только прозебаешь, и я из – за тебя тоже. Как евнух мать его.
– А ты меня брось. Зачем я тебе такая нужна? – содрогаясь от слез, произнесла Анечка.
– Нужна… – сказал я. – Мне никто так сильно не нужен…
Я обернулся и повалил ее рукой на кровать, а сам завалился рядышком. Провел рукой по ее волосам. Даже сейчас, заплаканная, с потекшей тушью, без мэй капа, прекрасней ее никого для меня нет.
– Ну прости меня. – сказал я и поцеловал ее в щеку. – Я буду ждать, моя хорошая…
Ходил голодный несколько месяцев, теперь еще неизвестно, сколько так придется…
Аня перестала реветь, успокоилась, и по-прежнему смотрела на меня с любовью. Мэй кап у нее стёрся, на левой щеке я заметил маленький прыщик.
Я поцеловал ее в глаз, затем в бровь, ощутив соленый вкус ее слезинок.
– Прости. – шептал я.
Я буду ждать сколько потребуется, мой angel.
– У тебя прыщик на левой щеке. Это все от сексуальной недостаточности. – сказал я улыбаясь.
Angel улыбнулась мне в ответ.
5.Макс
Лежу
Теперь я занимаюсь с гантелями и штангой строго через день. Питаюсь как по расписанию около шести-семи раз за сутки. При таких нагрузках просто необходимо поглощать в себя бешеное количество белка, чтобы нарастить большие мышцы.
Щадить себя я больше не собираюсь, жму на полную катушку, больше подходов, до упора, до боли, до блевоты.
Я пыхчу на тренировках не для того, чтобы меня за стройность обожали девушки. Мне нужен прирост мышечной массы, чтобы быть несокрушимым в бою. Одним только ударом левой накаченной рукой, повыбивать все зубы козлу, что встанет на моем пути.
Такая мотивация.
Закончив с железом, я кинулся на грушу и обрушил на неё град яростных мощнейших ударов, представив вместо нее, рожу наглого подонка Добермана, или еще кого-нибудь из их мусорской касты.
Весь взмокший от пота, осматриваю в зеркале свое тело и понимаю, что работать еще придется очень много. У меня внушительные грудные, пресс, а именно три горизонтальные полосы мышц, разделенные все три посередине вертикальной ложбиной, но мне этого не достаточно. Для большего эффекта сегодня отправлюсь закупить спортивного питания: протеина, креатина и аминокислот. Все же обычного питания недостаточно для быстрого восстановления и максимального роста. Рассматриваю на правом плече татуху с изображением готической буквы «М», первой буквы моего имени.
Принимаю душ. Чуть теплая освежающая вода стекает по моему телу, всему в ссадинах, ушибах и шрамах. Ничего… Тем, кто меня ими наградил, вскоре воздастся. Я был терпилой слишком долго. Пришло время принимать какие-то меры. Ни о чем другой мой мозг больше всего не думает.
После водных процедур, я быстренько сжираю несколько подогретых в микроволнофке, куриных грудок, одеваюсь, надеваю спортивные черные перчатки с обрезанными пальцами на руки, на плечи вешаю рюкзак и выскакиваю на улицу. В рюкзаке у меня всегда лежит карточка со скидкой в пятнадцать процентов на товары спортивного питания в магазине на Партизанской. Раньше она принадлежала Илюхе, потому что, он постоянно отоваривался только в этом месте. Я тогда всегда подстегивал, критиковал не в самой лучшей форме брата, за то, что он пихает в себя химию, а теперь и сам на нее по ходу скоро подсяду.
В нашем городском метро, в самом рейтинговом в последнее время месте для самоубийц, не было час пика, поэтому я спокойно сидел и ехал на нужную мне станцию. После тренировки, спустя какое-то энное количество времени, меня всегда начинает одолевать сон. Я глаза свои прикрыл, и в полу дреме проехал несколько станций. Когда открыл, вижу напротив меня сидит чернявый бородатый парень лет тридцати, то ли узбек, то ли грузин (я в них не сильно разбираюсь) жует жевачку и наглыми глазами пялится на меня. Незнакомец улыбнулся, заметив, что я тоже на него стал пялится. Меня начинала эта сцена порядком раздражать. Неужели ублюдку мать в детстве не говорила, что долго смотреть на незнакомого дядю некультурно? Придется мне ему сказать. Я конечно, ничего не имею против приезжих эмигрантов с их семьями и просто гостей Столицы, в отличие от своего покойного брата, но иногда они ведут себя неприемлемо на земле, которая их приняла, и нас коренных жителей это раздражает.