Марш жестокой молодости
Шрифт:
На выходе в город из метро, какой-то дебил в костюме курицы протягивает своей мохнатой лапой, карточку с рекламкой. Я ее зачем то взял и остановился, хотя всегда прохожу мимо, взглянул на нее, там написаны адреса телефоны сети закусочных.
– Курительные смеси интересуют? – тихо спросил парень в костюме курицы.
– Чего? – переспросил я, все прекрасно услышав в первый раз.
– Курительные смеси говорю, интересуют? Спайсы, план, гаш? Могу телефончик дать ребят одних, позвонишь, закажешь.
Вот он сука, та самая жертва!
Дебил
Левым кулаком в перчатке, я ударяю со всей силы в рот этому козлу, или, в то, что, как я подумал, было под костюмом его ртом. Затем с бешеной скоростью, наношу ему с правой и левой, серию не слабых ударов по корпусу. Дебил в костюме курицы падает на сырой асфальт, словно мешок с дерьмом.
Отличная штука, этот энергетик с гуараной.
Прохожие вокруг, свидетели моей нелепой драки с пернатым лохом, громко возмущались, кто-то меня материл, кто-то звал полицию. Так или иначе, а мент и вправду объявился, да только был он аж на другой стороне, с другого выхода из метрополитена. Что-то мне кричал. Я задержал на нем взгляд, презрительно улыбнулся, показал ему средний палец и рванул с места, дворами к дому. Куда ему угнаться за мной.
Через пять минут пробежки, я был во дворе своей многоэтажки.
Шел и думал о мусорах. К ним у меня всегда было отвращение. И дело не в их лоховской работе, а просто как к людям. Я всегда считал, что в их касту вступают лишь особые типы, которых били и опускали в школе одноклассники и теперь, вся эта шайка недобитков, повзрослев, получив удостоверение и напялив на себя форму, может наконец отомстить всему миру, который был так с ними несправедлив когда-то.
Они ведь только и могут, что применять силу, когда ты в наручниках и не можешь им ответить. Я был у них в отделе и это прямое тому доказательство.
Вместо того, чтобы цепляться к нам, простым парням с пустыми карманами, ловили бы настоящих преступников. У нас на районе продолжает процветать педофилия и наркомания. Занимайтесь, ребята теми, кто шатается по утрам у детских площадок и караулит детишек, оставленных без присмотра, а так же теми отбросами, которые курительные смеси, гаш и прочую гадость в нашем парке распространяют. Все всё прекрасно знают, но всё без толку.
Я ненавижу их всех! Я против всех! Я Макс Сазонов!
6.Стас
Просыпаюсь у себя в кровати, чувствую себя хуже просто не бывает. Во рту дикий сушняк, тошнит, в голове сверлит, как на приеме у зубного. С горем пополам заставляю себя, открыть глаза и вижу, как открывает дверь в мою комнату матушка. Вид у нее недовольный, руки скрещены на груди, сейчас будет мне сворачивать кровь.
– Выспался?
– Привет мам. – сказал я и уселся на кровати. – Как дела?
– У меня-то все замечательно. Сам как? Голова не болит? Весь день валяться в постели собираешься?
У меня все болит. И голова, и тело все ломит. Но как я могу ей об этом поведать. Я готов провалиться на этом самом месте. В таком состоянии находиться рядом со своей горячо любимой матушкой выше моих сил.
– Когда ты будешь думать о завтрашнем дне? У тебя ведь был потенциал, а ты все похерил. Ведешь образ жизни, как твой ни на что не годный папенька. За что ж мне вся головная боль эта? Один на шее сидел…
– Ты говорила, что он работал. В газете.
– Уволили его за моральное разложение. Он в издательском доме и год не проработал. Ничего делать не умел никчемный, вот и приходилось мне тянуть всех, и тебя маленького, и его большого, с бутылкой в руке, приросшего к дивану у телевизора.
– Мам, не начинай! Я тебя прошу! – сказал я нервно, потерев ноющий затылок.
– Что не начинай? Заладил все время. Не начинай. Не начинай… Только от тебя и слышно. Да мне людям в газа смотреть стыдно. У всех дети как дети. Университеты кончают, учатся…
– И кому нужен этот диплом? Не будь наивной, мы не в совке живем.
– В советское время тебе такую жизнь вести бы не дали. Да да. Боже мой. У всех дети зарабатывают, родителям помогают, семьи свои заводят, а мой… Вырастила тунеядца.
– Мам перестань пожалуйста. – я повышаю голос. – Эт самое… Послушай меня минутку. У меня собеседование в шесть. Я тебе говорил, расфасовщиком. Так что успокойся. Ряды полезных членов общества пополняются. – вру я, не краснея.
– Надеюсь. Я тебе костюм тогда поглажу, чтобы выглядел поприличней. – наивная мать повелась на мою развожуху. – Завтракать будешь?
– Не хочу… – мотаю головой.
– Чего это? Ты голодный идти собрался? Надо поесть. Надо.
– Чаю только хлебну.
Мать вышла из комнаты ставить чайник, а я с большим облегчением вздохнул, поняв, что избежал продолжения очередной промывки мозгов.
Мимо многоэтажек, которые вырастают как галлюциногенные грибы после осеннего дождя, петляю на трамвай я, системный паразит общества. На глазах у меня черные рэйверские очки, но не от солнца, которого и так нет, а для того, чтобы скрыть свои шальные красные глаза. На мне темный пиджак в полоску, брюки и белая рубашечка с зеленым галстуком. Вид вполне официальный. Пришлось так вырядиться, чтобы у матушки, не оставалось никаких сомнений в том, что я иду устраиваться на работу. На улице заметно потеплело и это конечно радует. И еще радует тот факт, что мне удалось сорваться из дома, ведь мое состояние ухудшается с каждой минутой. Чувствую себя ходячим трупом.