Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Шрифт:
Пожелание, безусловно, оправданное. Однако оно никак не связано с предыдущим тезисом. (Тем более что в дальнейшем, благодаря усилиям Шапошникова, штаб РККА действительно взял в свои руки реорганизацию вооруженных сил и управления ими.) Главная причина смещения М.Н. Тухачевского видится в другом.
За рубежом ему стали уделять много внимания антисоветские деятели и журналисты. Французский публицист П. Фервак написал в 1927 году книгу с характерным заглавием: «Михаил Тухачевский — вождь Красной Армии» (она была издана в Париже годом позже). Согласно донесению агента ОГПУ, встречавшегося с руководителем РОВС (Российского общевойскового союза белогвардейцев) генералом А. Кутеповым в октябре 1926 года: «В отношении
Еще раньше на этого прославленного красного командира обратили внимание советские органы внутренних дел, имевшие задание «присматривать» за поведением крупных военачальников.
В декабре 1925 года поступило сообщение секретного сотрудника ОГПУ Овсянникова, где отмечалось: «В настоящее время среди кадрового офицерства и генералитета наиболее выявилось два течения: монархическое и бонапартистское, концентрация которого происходит вокруг М.Н. Тухачевского». В последующем году началось специальное агентурно-наблюдательное «дело Тухачевского». Михаил Николаевич сориентировался в считанные дни, быстро сумев заработать себе репутацию ярого антитроцкиста.
210
Судя по всему, Сталин симпатизировал Тухачевскому, поверив в его искреннюю поддержку генеральной линии партии.
Серьезный исследователь судеб советских военачальников того времени С.Т. Минаков в книге «Сталин и его маршал» выдвинул нетривиальную идею: руководство СССР через спецслужбы специально раздувало за рубежом версию о «наполеоновских» устремлениях Тухачевского, чтобы сдерживать активность белоэмигрантов, врагов СССР: «Им внушали надежду на скорый “бонапартистский переворот”, постоянно предлагая “ждать”. Белую эмиграцию, таким образом, стремились использовать и как средство сдерживающего воздействия на западные страны. Политический “фантом Тухачевского — Наполеона” оказался, особенно в 20-е годы, весьма эффективным, действенным средством закулисных действий советской внешней политики».
Трудно поверить в столь изощренно хитрую акцию. Пожалуй, она лишь вдохновила бы все зарубежные антисоветские силы. Вдобавок, дестабилизировала бы обстановку в верхних эшелонах советской власти, возбуждая взаимное недоверие, подозрительность, идейный разброд. А всего этого и так было с избытком. Руководителей РОВС не требовалось убеждать в «бонапартизме» Тухачевского. Еще в октябре 1923 года они получили от философа-эмиг-ранта и антисоветчика И.А. Ильина основанные на разных сведениях характеристики на деятелей Красной Армии. О Тухачевском там было сказано: он «очень честолюбив, фаталистичен, молчалив; кажется, не умен; может стать центром заговора; вряд ли справится».
Почему же тогда за рубежом так восхваляли подлинные и мнимые заслуги Михаила Николаевича на фронтах Гражданской войны, подчеркивали его авторитет в Красной Армии и властолюбие? Мне кажется, ответ прост: тем самым вбивался клин между группой авторитетных военачальников, поддерживающих Тухачевского, и сторонниками наркома Ворошилова, а также партийным руководством во главе со Сталиным. В 1926—1927 годах на Западе сложилось убеждение, что СССР находится в кризисе, в ВКП(б) усиливаются разброд и шатание, народ разуверился в большевиках, в армии господствуют антисталинские настроения. Казалось, еще немного, и произойдет государственный переворот. Его могли бы спровоцировать репрессии против Тухачевского и крупных военачальников.
Итак, в мае 1927 года Борис Михайлович Шапошников возглавил штаб РККА. Главнейшей задачей того периода стала реоргани-
211
зация
Приступая к обязанностям начальника штаба РККА, Шапошников вынужден был учитывать сложившиеся обстоятельства. Не все из того, что требовала теория, он имел возможность осуществить. Тем не менее много с его приходом стало меняться. Как писал он в своем труде «Мозг армии»: «Смена начальника штаба являет собой эру в военной подготовке государства, так как хотя и не единичные личности творят историю, но все же своей деятельностью они оставляют след в последней, и было бы плохо, если бы каждый из них старался найти новые пути подготовки к войне, забывая пути, протоптанные его предшественником».
Прежде всего он стал наводить порядок в своем непосредственном окружении, создавая предельно работоспособную, отлаженную структуру, способную быть подлинным мозгом армии.
Как обычно, он воспитывал подчиненных собственным примером. Никогда не позволял себе даже малейшей бестактности по отношению к ним. Нередко предпочитал слушать доклады непосредственных исполнителей тех или иных документов, но непременно в присутствии их начальников. Он всегда был за полную ясность и открытость отношений всех сотрудников, призванных действовать как единый организм. Каждый руководитель нес ответственность за ошибки или недоработки своих сотрудников, не сваливая вину на других. Когда требовалось вынести взыскание, Борис Михайлович оставался корректным и не ущемлял чувство собственного достоинства своего подопечного.
Офицер по особым поручениям при штабе РККА В.Н. Ладухин (сотрудник Шапошникова в 1928—1931 годах) рассказал такой эпизод: Борис Михайлович имел обыкновение обсуждать с командирами частей и подразделений некоторые вопросы военной службы или положений новых уставов.
«Однажды к нему в кабинет должен был войти один из командиров батальона.
Краснея от волнения, он нервно одергивал гимнастерку, не зная, что ожидает его в кабинете “высокого начальника”.
212
И вдруг этот комбат увидел, как худощавый, сравнительно высокого роста, гладко причесанный на пробор, с бледноватым лицом “сам” начальник штаба РККА встает с кресла, выходит из-за стола и идет навстречу посетителю, вытянувшись выслушивает его рапорт, а затем радушно и с милой улыбкой любезно трясет его руку и просит “сделать милость” присаживаться.
Угощая папиросами и сам без конца куря, Борис Михайлович расспрашивал гостя о семье, о быте, о службе, ожидая пока комбат придет в себя, и уже тогда приступал к делу.
Так было с каждым посетителем, какого бы служебного положения он ни был».
Вскоре после своего назначения Шапошников написал обстоятельный доклад К.Е. Ворошилову и его заместителю И.С. Уншлихту. «В докладе указывалось, — писал маршал М.В. Захаров, — что боевую подготовку войск в мирное время необходимо организовывать и контролировать также штабу РККА, ибо именно он будет руководить ими в случае войны. Ненормальность отмечалась и в мобилизационной работе, от которой штаб РККА фактического отстранен, тогда как только он, разрабатывающий планы стратегического развертывания, может оценивать состояние мобилизационного дела и руководить им. Соответственно, Главное управление РККА должно считаться со штабом при назначении высшего командного состава, особенно штабных работников.