Марсианин (др.перевод)
Шрифт:
— Согласен, — добавил Мартинес. — Его больше нет, мэм. Уотни с нами нет.
Четвёрка молча выжидала ответа командора.
— Вас поняла, — сказала Льюис. — Иду.
Они лежали в гробовом молчании, пристёгнутые к креслам и готовые к взлёту. Бек смотрел на пустое кресло Уотни, краем глаза замечая, что туда же смотрит и Вогель. Мартинес запустил проверку носовых дюз. Теперь их было небезопасно использовать: логи сообщили о неполадках.
Открылись и закрылись дверцы шлюзового отсека. Стянув с себя скафандр, Льюис поднялась до кабины. Не говоря ни слова, она опустилась в кресло.
— По-прежнему готов к взлёту, — негромко произнёс он. — По вашей команде.
Льюис закрыла глаза и кивнула.
— Прошу прощения, командор, — сказал Мартинес. — Вам нужно отдать голосовой…
— Взлетай!
— Так точно, мэм, — ответил он, активируя электронику.
Последние держатели, возвышающиеся над взлётной платформой, отсоединились и упали на грунт. Через несколько секунд сработали пиропатроны, запуская главные двигатели, и МВМ рванул вверх.
Ракета медленно набирала скорость, при этом боковой ветер пытался сбить её с курса. Откликаясь на показания сенсоров, бортовое программное обеспечение для компенсации сориентировало модуль под углом к ветру.
Вырабатывая топливо, ракета облегчилась, — и ускорение стало куда ощутимее. Взлетая при экспоненциально растущей скорости, модуль быстро достиг максимального ускорения — предела, определяемого не полной мощностью корабля, а хрупкостью человеческих тел, находящихся у него внутри.
По мере нарастания скорости, открытые отверстия маневровых двигателей начали оказывать своё воздействие. Команду трясло в креслах, да и сам МВМ сильно раскачивало. Мартинес и бортовой компьютер держали тряску в приемлемых пределах, но сражение было суровым. Впрочем, турбулентность вскоре снизилась, а потом и вовсе сошла на нет: атмосфера за бортом истончилась.
Внезапно ускорение исчезло: отработала первая ступень. На несколько секунд команда испытала состояние невесомости, а затем их вновь вдавило в кресло: заработала вторая ступень. А первая, теперь уже ненужная, падала на Марс, чтобы обрушиться в неизвестной области планеты.
Вторая ступень вывела корабль ещё выше, на низкую орбиту. Она проработала куда меньше времени, чем первая — и ускорение при этом было куда мягче. По сравнению с первой, она казалась чуть ли не десертом к основному блюду.
Двигатель одним разом выключился, и какофония сменилась давящей тишиной.
— Главный двигатель выключен, — сказал Мартинес. — Продолжительность взлёта: восемь минут, четырнадцать секунд. Мы легли на курс сближения с «Гермесом».
В обычных обстоятельствах удачный взлёт стал бы причиной для радости. Но не сейчас. Гробовое молчание нарушалось только всхлипываниями Йоханссен.
Четыре месяца спустя…
NASA терпеть не могло тратить впустую драгоценное время, которое можно потратить на исследования. Рейсы к Марсу и обратно оставались столь же загруженными работой, как и научные программы на поверхности планеты. Команду просто завалили экспериментами: планы были разработаны на шестерых, а не на пятерых.
Бек пытался выбросить из головы тягостную причину, по которой ему поручили вести эксперименты по выращиванию растений в условиях невесомости. Он отмечал размеры и форму листьев папоротника, делал снимки, вёл записи.
Завершив научную программу на сегодня, он взглянул на часы. Как раз вовремя! Данные скоро загрузятся. Он проплыл мимо реактора к трапу «А».
Опускаясь вдоль трапа ногами вниз, вскоре ему пришлось ухватиться за поручни: сказалось центростремительное ускорение вращающегося корабля. К моменту, когда Бек добрался до полуконуса «А», ускорение составило 0,4g.
Искусственная гравитация была не просто роскошью: она держала их в форме. Не будь её, в первую неделю на Марсе они едва могли бы ходить. Регулярные упражнения могли бы поддерживать в здоровом состоянии сердце и кости, но не придумали ещё таких упражнений, которые бы позволили им с первых марсианских суток быть в рабочей форме на все сто процентов.
А раз система уже разработана, почему бы не воспользоваться ею на обратном пути?
Йоханссен сидела на своём рабочем месте, Льюис — рядом. Вогель и Мартинес болтались неподалёку. Пакет данных нёс в себе электронную почту и видео из дома. Лучшее время дня!
— Ну, что там? — спросил Бек, заходя на мостик.
— Почти скачали, — ответила Йоханссен. — 98 %.
— Чего такой радостный, Мартинес? — спросил Бек.
— Моему сыну вчера стукнуло три года, — просияв, ответил тот. — Должны быть фотки со дня рождения. А у тебя что?
— Ничего такого, — сказал Бек. — Отзывы экспертов о статье, которую я написал пару лет назад.
— Всё! — объявила Йоханссен. — Личные письма направлены по вашим ноутбукам. Кроме того, для Вогеля пришло обновление телеметрии, а для меня — системное обновление. Хм… тут ещё голосовое сообщение, адресованное всей команде.
Йоханссен повернулась к Льюис. Та пожала плечами:
— Запускай.
Йоханссен щёлкнула по файлу и откинулась в кресле.
— «Гермес», говорит Митч Хендерсон, — послышался голос из динамиков.
— Хендерсон? — озадаченно переспросил Мартинес. — Лично, не через дежурного диспетчера?
Льюис подняла руку, призывая сохранять тишину.
— У меня для вас новость, — продолжил голос Хендерсона. — Смягчить её нет никакой возможности, поэтому скажу как есть: Марк Уотни до сих пор жив.
Йоханссен шумно выдохнула.
— Какого…? — запнувшись, произнёс Бек.
Вогель стоял, разинув рот. По выражению лица было видно, насколько он шокирован.
Мартинес бросил взгляд на Льюис. Та склонилась вперёд, обхватив рукой подбородок.
— Знаю, это вас удивит, — продолжил Митч. — И знаю, что у вас появится множество вопросов. Обязательно на них ответим, но сейчас скажу главное. Марк Уотни жив и здоров. Мы узнали об этом два месяца назад и решили вам не сообщать; мы даже подвергали цензуре личные сообщения. Лично я выступал решительно против этого. Сегодня мы извещаем вас об этом, потому что у нас появился реальный план по спасению Уотни: по сути, он заключается в том, что команда «Ареса-4» заберёт его с собой на модифицированном спускаемом модуле.