Марсианин (др.перевод)
Шрифт:
Несколько секунд спустя Венкат отправился за ним, обронив: «Прослежу, чтобы он успокоился».
Брюс поёрзал в кресле.
— Да уж, — нервно заметил он. — Мы же учёные, в конце-то концов! Какого чёрта?!
Энни молча положила в сумочку блокнот. Тедди перевёл на неё взгляд.
— Прошу прощения, Энни, — сказал он. — Что тут скажешь? Бывает, у мужчин тестостерон перехлёстывает, и…
— Я надеялась, он тебе врежет, — отрезала она.
— Что?
— Я знаю, на астронавтов тебе не плевать, но Митч прав. Ты — чёртов трус! Если б у тебя
Льюис:
Привет, командор!
За время подготовки к программе, и на пути к Марсу, в общей сложности я проработал с тобою два года. Думаю, я неплохо тебя изучил. И, сдаётся мне, сейчас ты обвиняешь себя в том, что я оказался в такой ситуации.
Не надо!
Ты столкнулась с невозможной ситуацией, и тебе пришлось сделать трудный выбор. Это и есть работа командоров. А решение было правильным. Если бы вы ещё немного задержались, взлётный модуль наверняка бы опрокинулся.
Уверен, ты уже просчитала все возможные варианты и знаешь, что ничего из сделанного тобою ты не проделала бы иначе (разве что не стала бы «психовать»).
Возможно, ты думаешь, что потеря одного из команды — это самое худшее. Неправда! Потерять всю команду гораздо страшнее. И ты не дала такому случиться.
Но у меня вертится гораздо более важный вопрос, который мы должны обсудить: скажи, что связывает тебя с диско? Я ещё могу понять сериалы семидесятых: всем нравятся волосатые парни с высоченными воротниками. Но диско?
Диско!?
Вогель сверил положение и ориентацию «Гермеса» относительно намеченного курса. Как всегда, идеальное совпадение. Будучи химиком экспедиции, кроме того Вогель состоялся и как астрофизик. Впрочем, выполнять на корабле обязанности навигатора было до смешного просто.
Компьютер знал нужный курс. Он знал, в какой момент нужно развернуть корабль, чтобы ионные двигатели били в нужном направлении. И он знал положение «Гермеса» в любое время: оно с лёгкостью вычислялось из положения Солнца и Земли, а также показаний имеющихся на борту атомных часов.
За исключением случаев полного отказа бортового компьютера или другой серьёзной аварии, Вогелю не суждено было проявить на практике свои обширные знания в области орбитальной баллистики.
Завершив сверку, он запустил диагностику двигателей. Они работали на полной мощности.
Все эти действия Вогель провёл из своей каюты. Контроль за состоянием всех систем корабля можно было проводить с любого компьютера. Давно прошли те дни, когда для проверки двигателей нужно было физически к ним подбираться.
Таким образом, на сегодня Вогель выполнил все свои обязанности. Теперь у него появилось время прочесть почту.
Пробежавшись по сообщениям, которые NASA посчитало достаточно важными для передачи, Вогель внимательно прочёл самые интересные. На некоторые пришлось дать ответ: письма сохранились в кэш, чтобы Йоханссен отправила их на Землю при следующей же передаче.
Внимание привлекло послание от жены. В письме, озаглавленном «Unsere kinder» («наши дети»), не было ничего, кроме приложенного файла изображения. Вогель удивлённо приподнял бровь: здесь что-то не складывалось. Во-первых, слово «kinder» должно начинаться с большой буквы. Хелена, учитель немецкого в Бремене, едва ли могла допустить такую ошибку. Кроме того, в общении друг с другом, они ласково называли детей «мартышками».
Вогель попытался открыть изображение, но программа просмотра сообщила, что файл нечитаемый.
Вогель направился по узкому коридору судна. Каюты располагались у внешнего корпуса постоянно вращающегося корабля, чтобы искусственная гравитация была максимальной. Как всегда, дверь в каюту Йоханссен была открыта.
— Йоханссен, добрый вечер! — сказал Вогель.
У всей команды было одинаковое расписание времени сна и бодрствования, и сейчас время близилось к ночи.
— О, привет! — откликнулась Йоханссен, поднимая голову от ноутбука.
— У меня проблема с компьютером, — сказал Вогель. — Надеюсь, ты сможешь помочь.
— Конечно, — сказала та.
— Слушай, у тебя же личное время, — заметил Вогель. — Может, будет удобнее завтра?
— Нет, всё в порядке. Что там у тебя?
— Проблема в одном файле. Это изображение, но компьютер его не показывает.
— Где твой файл? — спросила она, опуская руки на клавиатуру.
— В моём обменнике. Называется «kinder.jpg».
— Ну, давай посмотрим, — сказала она.
Её пальцы забегали по клавиатуре, открывая и закрывая окна программ.
— Определённо, неверный заголовок для формата jpg, — заметила она. — Возможно, повредился при скачивании. Сейчас, посмотрю через hex-редактор, есть ли там вообще что-нибудь…
Через несколько секунд Йоханссен произнесла:
— Это не jpg, а чистый текст в формате ASCII. Похоже на… ну, не знаю, что это. Вроде как куча математических формул.
Она указала на экран:
— Посмотри, в них есть какой-то смысл?
Вогель склонился над монитором, вчитываясь в текст.
— Ja, — сказал он. — Это манёвр для «Гермеса», по изменению курса. Его название — «манёвр Рича Пурнелла».
— Что это? — удивилась Йоханссен.
— Никогда о нём не слышал, — ответил Вогель, проглядывая строчку за строчкой. — Он сложный… очень сложный…
Вдруг он замер.
— 549-е марсианские сутки!? — воскликнул он. — Mein Gott!
Команда «Гермеса» наслаждалась скудным личным временем в той части корабля, которую называли «салоном». В центре помещения находился стол, вокруг которого с трудом могли рассесться шестеро. Салон занимал отнюдь не высший приоритет в плане гравитации: его расположение обеспечивало жалкие 0,2g. Тем не менее, их хватало для того, чтобы удержать всех по местам — четверо астронавтов внимательно слушали Вогеля.