Марсианин
Шрифт:
От входа уже, у Юли закрались серьёзные подозрения, что она попала куда-то не туда, куда хотела, но уже чисто по инерции продолжила движение и огляделась. В прихожей был жуткий беспорядок, валялся мусор, по старым обоям увлечённо гоняли по своим делам рыжие тараканы.
От входа было видно, что дверь на кухню закрыта. Также была закрыта и дверь в комнату. Когда же Юля её открыла… она очень пожалела, что это сделала.
Теперь ясно было куда привёл её этот случайный «ухажёр».
Это был, говоря натурально, банальный притон.
У Юли от того,
Да и было от чего. Хоть и было у неё когда-то весьма буйное, хулиганское прошлое, но воспитана она была традиционно для советской молодёжи не испорченной, как здесь, веяниями с Запада. А это, в данной среде, — среде этого мира, — больше называлось «пуритантизмом».
В воздухе висел тяжеленный дух пролитого спиртного пополам с дымом чего-то такого, что явно табаком не было. Пол был усеян пустыми бутылками, огрызками, рваными пакетами, среди которых в разных по живописности, позах лежали как одиночные люди — в полном бесчувствии, — так и совершенно голые пары. В углу, прислонившись к тумбочке с телевизором сидел некий юноша, с совершенно пустым взором и беспричинно, беспрерывно хихикал. Он единственный, кто, будучи ещё в сознании, не был занят ничем.
Чем же занимались голые пары, было ясно настолько…
На благовоспитанную Юлю напал, на несколько секунд, натуральный ступор, из которого весьма нетривиальным для неё способом вывел приведший её сюда «ухажёр». Он тупо и прямолинейно полез Юле под блузку.
Через секунду дверь, ведущая на кухню разлетелась в щепы. Там что-то рухнуло. Раздался звон бьющейся в массовом количестве посуды. На какую другую кампанию, это хоть бы как-то подействовало. На ту, что сидела и лежала в комнате — никакого. Будто они ничего и не слышали, и никого не видели.
Юля огляделась по сторонам. На неё больше ни кто не покушался. Один явно выбыл из игры, а остальным всё было пофиг. Не в силах больше находиться в этом помещении, Юля попятилась к выходу, сгребла в охапку свою модную кожаную куртку только что повешенную на вешалку, и когда переступила, всё также пятясь задом, через порог, развернулась и побежала.
Выяснять, что стало с улетевшим на кухню «ухажёром», которого она со страху и омерзения приложила изо всех сил, у неё не хватило ни духу, ни остатков рассудка.
Вылетев на улицу, она пробежала почти квартал, когда её желудок таки не выдержал. Юля прислонилась к стене дома. Её неудержимо рвало, пока желудок полностью не очистился от остатков ужина. Руки предательски дрожали, колени то и дело подкашивались. Подобная реакция, хоть и неизмеримо в более слабой форме, у неё была, когда их всей группой водили в морг на вскрытие трупа. В рамках программы. То же, что с ней творилось сейчас, для самой Юли было неожиданностью.
Она сама не представляла, что на неё все эти мерзости мира ТАК могут подействовать. Она до сих пор думала, что уже видела всё самое худое, что можно встретить: и наркоманов, которые даже в их сверхблагополучном обществе, нет-нет, но встречаются, и самоубийц, и просто извращенцев, тихо ховающихся по углам, чтобы их никто не достал… Но чтобы ТАКОЕ!
— Жрут же, всякую дрянь, а потом дохнут как мухи… — услышала Юля, монолог пенсионерки, идущей мимо по своим делам.
Как ни странно, но это на неё подействовало отрезвляюще. Юля дёрнулась, мотнула головой и выпрямилась. Желудок всё ещё бунтовал, но она сделала над собой усилие и зашагала по направлению к дому.
Дома были уже все. За те дни, что они здесь уже живут, обстановка стала даже привычной. И мебель, и друзья, кто где сидящие, стоящие и лежащие по комнате. Лена, доставленная в общагу ещё с утра, уже спала. Вадик что-то читал, закрывшись от остального мира толстой и потрёпанной книгой (и где он её успел достать?).
Также привычно, как и всегда, Юра Чернов роется в информации на «планшетке», а Владимир стоит у него за спиной, читает экран и сосредоточенно скребёт подбородок (ну прям как Михаил — не зря же ведь они давние друзья). Также привычно что-то соображает Эля, составляя меню на следующий день, также привычно валяется, явно только что закончив некий комплекс своих упражнений, на своём коврике Николай, с вечно довольной физиономией.
Юля вспомнила, по ассоциации ту комнатуи ей снова стало плохо.
Когда она вошла, далеко не все заметили её плачевное состояние. Эля, как обычно, остановилась и вопросительно посмотрела на подругу, ожидая объяснений, если та пожелает их дать.
В отличие же от неё Николай, обделённый тактом тут же заявил о себе и своих впечатлениях во весь голос.
— Ага! — подпрыгнул он, — нашлась дыра, в которую Юленька не успела сунуть свой конопатый носик, а когда сунула, оказалось, что лучше бы не совала.
По большому счёту так оно и было. Николай, хоть и бывал бестактен, но тупым и несообразительным не был никогда. Юля тут же насупилась и шумно втянула воздух. Её взгляд тут же из страдальческого превратился в злобный.
— Ты даже не представляешь, какую выгребную яму мне пришлось посетить.
— От чего же, представляю! Если весь мир тут выгребная яма, то наверняка должны быть и особо смачные местечки, — философски заметил тот.
Юлю передёрнуло. Благовоспитанность, вбитая на уровне рефлексов всё ещё боролась с увиденным. Желудок бунтовал и Юлю снова действительно тошнило. Но, так или иначе, вспомнив, чему её учили, к чему готовили, ей пришлось сделать титаническое волевое усилие и побороть дикое отвращение.
Она не обращая внимания на окружающих, закрыла глаза и сделала несколько упражнений дыхательной гимнастики.
Сильно полегчало.
Она снова открыла глаза, оглядела окружающее более осмысленным и спокойным взглядом, привычным рыком шуганула Николая и присела на диван. Николай привычно опять что-то сморозил, Юля набрала было в грудь воздуха, чтобы ответить достойно, но мысли вдруг разбежались как тараканы и она расслабилась.
— Клоун, ты… Трикстер… — сказала она Николаю.