Марсианские хроники
Шрифт:
– Гаррет?
– тихо позвал Стендаль.
Гаррет смолк.
– Гаррет, - продолжал Стендаль, - знаете почему я так поступил с вами? Потому что вы сожгли книги мистера По, даже не прочитав их как следует. Положились на слова других людей, что надо их сжечь. Иначе вы сразу, как только мы пришли сюда догадались бы, что я задумал. Неведение пагубно, мистер Гаррет.
Гаррет молчал.
– Все должно быть в точности, - сказал Стендаль, поднимая фонарь так, чтобы луч света проник в нишу и упал на поникшую фигуру.
– Позвоните тихонько бубенчиками.
Бубенчики звякнули.
– А теперь, если вы изволите сказать "Ради всего святого, Монтрезор!", я, возможно, освобожу вас.
В луче света появилось лицо инспектора. Минута колебания, и вот прозвучали нелепые слова.
– Ради всего святого, Монтрезор.
Стендаль удовлетворенно вздохнул, закрыв глаза.
Вложил последний кирпич и плотно заделал его
– Requiescat in pace, дорогой друг.
Он быстро покинул катакомбы.
В полночь, с первым ударом часов, в семи залах дома все смолкло.
Появилась Красная Смерть.
Стендаль на миг задержался в дверях, еще раз все оглядел. Выбежал из Дома и поспешил через ров туда, где ждал вертолет.
– Готово, Пайкс?
– Готово.
Улыбаясь, они смотрели на величавое здание. Дом начал раскалываться посередине, точно от землетрясения, и, любуясь изумительной картиной, Стендаль услышал, как позади него Пайке тихо и напевно декламирует:
– "…на моих глазах мощные стены распались и рухнули. Раздался протяжный гул, точно от тысячи водопадов, и глубокий черный пруд безмолвно и угрюмо сомкнулся над развалинами Дома Эшеров".
Вертолет взлетел над бурлящим озером, взяв курс на запад.
Август 2005.
И наконец - как и следовало ожидать - на Марс стали прибывать старые люди; они отправились по следу, проложенному громогласными пионерами, утонченными скептиками, профессиональными скитальцами романтическими проповедниками, искавшими свежей поживы.
Люди немощные и дряхлые, люди, которые только и делали, что слушали собственное сердце, щупали собственный пульс, беспрестанно глотали микстуру перекошенными ртами, люди, которые прежде в ноябре отправлялись в общем вагоне в Калифорнию, а в апреле на третьеклассном пароходе в Италию, эти живые мощи, эти сморчки тоже наконец появились на Марсе…
Сентябрь 2005.
Устремленные вверх голубые пики терялись в завесе дождя, дождь поливал длинные каналы, и старик Лафарж вышел с женой из дома посмотреть.
– Первый дождь сезона, - заметил Лафарж.
– Чудесно… - вздохнула жена.
– Благодать!
Они затворили дверь. Вернувшись в комнаты, стали греть руки над углями в камине. Они зябко дрожали. Сквозь окно они видели вдали влажный блеск дождя на корпусе ракеты, которая доставила их сюда с Земли.
– Вот одно только… - произнес Лафарж, глядя на свои руки.
– Ты о чем?
– спросила жена.
– Если бы мы могли взять с собой Тома…
– Лаф, ты опять!
– Нет, нет, прости меня, я не буду.
– Мы прилетели сюда, чтобы тихо, без тревог прожить свою старость, а не думать о Томе. Сколько лет прошло, как он умер, надо постараться забыть его и все, что было на Земле.
– Верно, верно, - сказал он и снова потянулся к теплу. Его глаза смотрели на огонь - Я больше не заговорю об этом Просто, ну… очень уж недостает мне наших поездок в Грин-Лон-Парк по воскресеньям, когда мы клали цветы на его могилу. Ведь мы больше никуда не выезжали…
Голубой дождь ласковыми струями поливал дом. В девять часов они легли спать; молча, рука в руке, лежали они, ему - пятьдесят пять, ей - шестьдесят, во мраке, наполненном шумом дождя.
– Энн, - тихо позвал он.
– Да?
– откликнулась она.
– Ты ничего не слышала?
Они вместе прислушались к шуму ветра и дождя
– Ничего, - сказала она.
– Кто-то свистел, - объяснил он.
– Нет, я не слышала.
– Пойду посмотрю на всякий случай.
Он надел халат и прошел через весь дом к наружной двери. Помедлив в нерешительности, толчком отворил ее, и холодные капли дождя ударили по его лицу. Дул ветер.
У крыльца стояла маленькая фигура.
Молния распорола небо, и мазок белого света выхватил из мрака лицо. Оно глядело на стоящего в дверях Лафаржа.
– Кто там?
– крикнул старик, дрожа.
Молчание.
– Кто это? Что вам надо?
По-прежнему ни слова.
Он почувствовал страшную усталость, слабость, изнеможение.
– Кто ты такой?
– крикнул Лафарж снова.
Жена подошла к нему сзади и взяла его за руку.
– Чего ты так кричишь?
– Какой-то мальчик стоит у крыльца и не хочет мне отвечать, - сказал старик, дрожа.
– Он похож на Тома!
– Пойдем спать, тебе почудилось.
– Он и сейчас стоит, взгляни сама.
Лафарж отворил дверь шире, чтобы жене было видно. Холодный ветер, редкий дождь - и фигурка, глядящая на них задумчивыми глазами. Старая женщина прислонилась к притолоке.
– Уходи!
– сказала она, отмахиваясь рукой.
– Уходи!
– Скажешь, не похож на Тома?
– спросил старик.
Фигурка не двигалась.
– Мне страшно, - произнесла женщина.
– Запри дверь и пойдем спать. Не хочу, не хочу!..
И она ушла в спальню, причитая себе под нос. Старик стоял на ветру, и руки его стыли от студеной влаги.
– Том, - тихо сказал он - Том, на тот случай, если это ты, если это каким-то чудом ты, - я не стану запирать дверь. Если ты озяб и захочешь войти погреться, входи и ложись подле камина, там есть меховой коврик.
И он прикрыл дверь, не заперев ее.
Жена услышала, как он ложится, и зябко поежилась.
– Ужасная ночь. Я чувствую себя такой старой.
– Она всхлипнула.