Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945
Шрифт:
Борман не вынашивал столь мрачных мыслей. Но, как деятель, который интриговал и добивался статуса ближайшего доверенного лица Гитлера, он тоже оказался заложником своих прежних поступков. Тем не менее Борман мог бы найти оправдание для расставания с Гитлером. Он видел, что ничего не предпринималось для предотвращения бегства других нацистских лидеров и бюрократов из различных министерств, что Гитлер не порицал их. Более того, Гитлер приказал Борману отправиться в Берхтесгаден. Теперь ему следовало решить самому — подчиниться приказу, что выглядело бы определенным маневром до провала наступления Штайнера, или остаться.
Человек, который однажды написал жене, что Гитлер «… действительно величайший человек из тех, кого мы знали… Я действительно невероятно счастлив находиться рядом
Теперь с фюрером оставались не более 700 человек, большинство из которых видели его редко, если вообще когда-либо видели. Эти мужчины и женщины помещались в ряде бункеров под старой и новой имперской канцелярией, здания которой были превращены бомбардировками союзников в горящие развалины. Это были чиновники, секретари, шоферы, ординарцы, слуги, эсэсовцы, входившие в отряд охраны, отряд сопровождения фюрера и боевую группу Монке. Последнему подразделению под командованием генерал-майора Вильгельма Монке было поручено защищать «Цитадель», правительственный квартал под таким кодовым названием.
Личный бункер фюрера состоял из восемнадцати небольших комнат. Помимо электростанции, туалетов, телефонного узла и одной ванной комнаты, имелась комната для овчарки Гитлера Блонди, для одного из ее щенков Вольфа, для личного камердинера Гитлера в течение одиннадцати лет Хайнца Линге. Ева Браун явилась из Берхтесгадена, по ее собственному настоянию, 15 апреля. Она заняла апартаменты, в которых сочетались гостиная, спальня и небольшая туалетная комната. Сам фюрер располагал спальней и кабинетом, в то время как его личный врач доктор Людвиг Штумпфеггер поселился в комнате рядом с пунктом оказания первой помощи. У Геббельса были спальня и кабинет. Его жена и шестеро детей жили в бункере (из которого был проход к Геббельсу), который состоял из двенадцати комнат, включая кухню, столовую и помещения для слуг. Никто, кроме Бормана, не имел постоянного контакта с Гитлером.
Борман проживал не в бункере фюрера, а в бункере партийной канцелярии, расположенном по соседству. Ему отвели, однако, кабинет, находившийся между кабинетом доктора Геббельса и электростанцией. Это позволяло ему находиться рядом с Гитлером во время прогулок фюрера, которые теперь занимали почти два или три часа в день.
Площадь кабинета Бормана составляла около 15 квадратных футов. От его стен из холодного серого бетона исходил влажный запах плесени, характерный для новой постройки. Борман дышал также спертым воздухом, который заполнял весь остальной бункер. От расположенной рядом с ним электростанции он слышал постоянный грохот дизельного двигателя, который снабжал энергией вентиляционную и электрическую системы.
Одна из трех дверей кабинета Бормана открывалась в сторону кабинета Геббельса. Таким образом, Борман мог постоянно следить за перемещениями министра пропаганды, которого до последнего времени ему удавалось держать в стороне от фюрера, но с которым ему пришлось теперь заключить неудобный альянс.
Вторая дверь открывалась в сторону телефонного узла и центра связи, позволяя Борману контролировать все донесения, поступавшие в бункер. Третья дверь вела в комнату совещаний, в которой проходили встречи Гитлера со своим штабом. И, хотя его небольшой кабинет в 50 футах (свыше 15 метров) под землей лишь ненамного превосходил по размерам тюремную камеру, которую Борман занимал двадцать лет назад, когда отбывал срок за причастность к убийству Кадова, тем не менее секретарь фюрера и глава партийной канцелярии находился в самом центре власти Третьего рейха. То, что эта власть сократилась до пункта, где управление осуществлялось из ограниченного подземного помещения, было злой иронией, видимо не замечавшейся Борманом. Он работал, как прежде.
Борман строго контролировал всех посетителей, имеющих дела к фюреру. Большинство из них представляли собой незначительные персоны, которым приходилось ходить в бункер скорее по необходимости, чем по доброй воле. Это были два личных летчика Гитлера, его шофер, камердинер. Сюда входили агенты спецслужб,
Гитлер согласился, чтобы Борман регулировал визиты этих людей. Теперь для него имела значение лишь военная обстановка. В конференц-зал, расположенный в узком центральном проходе, который разделял бункер, постоянно тянулась вереница посетителей из военных чинов. Это были последние свидетели вспышек ярости Гитлера против своих генералов, военачальники, постоянно сменяемые в результате приказов и чисток, последовавших за провалом антинацистского заговора 20 июля 1944 года. Среди них — начальник управления кадров вермахта и адъютант Гитлера, генерал Вильгельм Бургдорф; командующий группой армий «Висла» генерал-полковник Готхард Хейнрици, ответственный за оборону против войск Красной армии восточного сектора Берлина; последний из многочисленных начальников Генштаба генерал Ганс Кребс и последний комендант Берлина, генерал Гельмут Вейдлинг.
Военная обстановка, которую обсуждали вместе с фюрером эти генералы, быстро катилась к катастрофе. 23 апреля Гитлер взял себя в руки после нервного срыва предыдущего дня. Ему доложили, что Восточный и Западный фронт распадаются и что три четверти Большого Берлина окружены частями Красной армии.
Постоянно присутствовавший рядом с Гитлером Борман слышал эти доклады, которые могли означать только то, что конец нацистской Германии быстро приближается. И все же он, видимо, был более всего заинтересован в том, что всегда составляло предмет его главной заботы: ограждением Гитлера от тех, кто мог бы заменить его в качестве доверенного лица фюрера и, таким образом, подорвать нынешнее положение Бормана, а возможно, и надежды на будущее.
Геринг все еще оставался законно назначенным преемником. 23 апреля, во второй половине дня, он прислал из почти безмятежного Берхтесгадена телеграмму в осажденный бункер следующего содержания:
«Мой фюрер! Поскольку Вы решили остаться на своем посту в крепости Берлин, не согласитесь ли Вы на то, чтобы я, как Ваш заместитель, в соответствии с Вашим указом от 29 июня 1941 года немедленно взял на себя руководство рейхом с полной свободой действий как внутри страны, так и за рубежом?
Если к 10.00 вечера не поступит ответа, я буду считать Вас лишенным свободы действий. Я сочту тогда условия Вашего указа вступившими в силу и буду действовать в соответствии с доброй волей народа и Фатерланда. Вы должны понять мои чувства к Вам в эти самые трудные часы моей жизни, не могу найти слов, чтобы их выразить.
Да благословит Вас Господь и дарует Вам возможность вернуться сюда, а как можно скорее.
Геринг считал, несомненно, что поступает корректно, посылая такую телеграмму. Он хорошо знал о физической и моральной деградации Гитлера, знал, что Берлин невозможно было оборонять более недели. И вот около полудня 23 апреля к нему явился начштаба люфтваффе генерал Карл Колер, который совершил перелет прямо из Берлина. Колер рассказал о нервном срыве Гитлера в предыдущий день, его решении остаться в Берлине и застрелиться, если город падет. Он упомянул и замечание фюрера: «Сейчас не стоит вопрос о войне, воевать почти нечем. Сейчас стоит вопрос о переговорах, которые Геринг может вести лучше меня».
Выслушав такой доклад, Геринг все еще старался не предпринимать поспешных действий. Он посовещался с рядом бюрократов в Берхтесгадене, в том числе с имперским министром Гансом Ламмерсом, экспертом по правовым вопросам, чтобы определить, сохраняет ли силу указ от 29 июня 1941 года о назначении Геринга преемником Гитлера. Геринг опасался, что Гитлер отменит указ и назначит своим преемником Бормана. Это было не так, но опасения Геринга относительно Бормана заставили его медлить. «Он мой смертельный враг, — говорил Геринг. — Он лишь ищет повода, чтобы устранить меня. Если я не начну действовать, они назовут меня предателем. Если же не стану действовать, меня будут ругать за то, что я оказался несостоятельным в решающий час». Наконец Геринг перешел к действиям.