Мартин Иден
Шрифт:
И наконец настал день, когда Мартин, с трудом притащившись к дверям типографии, увидел, что Масляной Рожи там нет. Так он и не явился. Мальчишки начали его поздравлять и объявили ему, что он победил Масляную Рожу. Но Мартин не был удовлетворен. Он чувствовал, что ни он, ни Масляная Рожа не победили. Спор остался неразрешенным. Лишь впоследствии мальчики узнали, что в этот день у Масляной Рожи скоропостижно умер отец.
Мысли Мартина пропустили целый ряд лет и остановились на вечере, когда он сидел на галерке в театре. Ему было семнадцать лет, и он только что вернулся из плавания.
Вблизи него началась драка. Кто-то кого-то обижал. Мартин вмешался и вдруг
— Я с тобой расправлюсь после представления, — прошипел ему давнишний враг.
Мартин кивнул головой. Наблюдавший за порядком капельдинер подошел к ним.
— Я встречусь с тобой на улице, после окончания, — шепотом проговорил Мартин, устремив взгляд на сцену, по-видимому, весь погруженный в созерцание танца.
Блюститель порядка строго глянул на них и ушел.
— Компания у тебя есть? — спросил Мартин у Масляной Рожи во время антракта.
— Разумеется.
— Ну, так и мне надо кое-кого позвать.
Во время антракта он собрал трех человек, которых он знал еще раньше в гвоздильной мастерской, машиниста с железной дороги, затем с полдюжины членов шайки Буу и столько же из другой — страшной шайки с Маркет-стрит.
Когда окончилось представление в театре, обе компании двинулись по разным тротуарам, стараясь не обращать на себя внимания. Дойдя до пустынного перекрестка, они сошлись вместе и держали военный совет.
— Мост на Восьмой — самое подходящее место, — сказал рыжеволосый парень из компании Масляной Рожи. — Драться можете посередине, у электрического фонаря, а если полицейские подойдут с одной стороны, нам будет легко удрать в другую.
Мост на Восьмой улице, пересекающий один из рукавов дельты Сан-Антонио, по длине равнялся трем кварталам. На самой середине моста и на обоих его концах горели электрические фонари, мимо которых полицейский не мог бы пройти незамеченным. Перед мысленным взором Мартина встала картина этого безопасного места. Он увидел обе компании, стоявшие с агрессивным, угрюмым выражением, отдельно друг от друга, каждая около своего чемпиона; а он сам и Масляная Рожа уже скидывали куртки. Невдалеке были поставлены часовые, на обязанности которых лежало наблюдение за входами на мост. Парень из шайки Буу держал в руках куртку, рубашку и фуражку Мартина, чтобы, в случае тревоги, сразу убежать с ними в безопасное место; затем Мартину представилось, что он входит в середину круга и громко объявляет противнику:
— Этот бой — не на шутку! Понял? Драться будем как следует! До самого конца! Надо разрешить старый спор. Понял? Один из нас должен быть побежден окончательно.
Мартин видел, что Масляная Рожа был готов идти на попятный, но самолюбие не позволяло ему это сделать в присутствии зрителей.
— Ну, ну, подходи! — ответил он. — Нечего языком болтать! До конца, так до конца!
И оба парня бросились друг на друга, точно молодые бычки, со всем пылом юности, горя ненавистью и желанием причинить друг другу боль, изувечить и уничтожить противника. Все то, что в течение тысячелетий было путем тяжелых усилий достигнуто людьми в их пути к прогрессу, словно исчезло в один миг. Только электричество сияло, как бы напоминая о великих достижениях человечества. Мартин и Масляная Рожа превратились в первобытных дикарей каменного века, века пещер и жилищ на деревьях. Все ниже и ниже опускались они в бездонную пропасть, в слизь и мрак первобытной жизни; они сцеплялись и отталкивались, точно атомы во время химического процесса, бессознательно соединяющиеся и вновь разъединяющиеся на протяжении бесконечного ряда веков.
— Боже! Да ведь мы были скотами… хуже, зверями, — проговорил Мартин вслух, припоминая все подробности боя. Сила его воображения позволяла ему ясно видеть всю картину битвы, точно в кинематографе. Он был одновременно и зрителем, и участником ее. Приобретенная им за последние месяцы культура и утонченность заставляли его содрогаться, но затем настоящее словно изгладилось у него из памяти: призрак минувшего овладел им, и он вновь был тем Мартином Иденом, который, только что вернувшись из плавания, дрался с Масляной Рожей на мосту Восьмой улицы. Он ощущал боль, он силился наносить удары, обливался потом, истекал кровью и торжествовал, когда его кулаки попадали в цель.
Противники, горя ненавистью, налетали друг на друга, точно ураган, и дико кружились, стараясь обойти один другого. Минуты летели, а в обоих враждебных станах царило молчание. Никогда еще присутствующие не видели такого свирепого боя — им стало страшно. Боровшиеся выказывали себя еще худшими зверями, чем они сами. Когда несколько утих первый пыл, свойственный молодым, здоровым борцам, никто еще не одержал верха. Мартин даже услыхал чье-то замечание: это бой вничью.
Затем, после нескольких ловких приемов противника, он почувствовал, что тот хватил его по щеке и глубоко рассек ее; такая рана не могла быть нанесена голым кулаком. Послышался удивленный ропот. Лицо Мартина было залито кровью, но он не подал виду, только стал действовать крайне осторожно: ему хорошо были известны низость и вероломство тех людей, среди которых он жил. Он ждал и наблюдал: наконец, он сделал вид, что хочет броситься на противника, но сразу же остановился, увидев, как в руке у того сверкнуло что-то металлическое.
— Руки вверх! — закричал он. — У тебя кастет, ты меня ударил им.
Товарищи бойцов подошли к месту боя, ропотом выражая свое возмущение. Еще секунда, и началась бы общая свалка, и Мартину не удалось самому отомстить врагу. Он был вне себя.
— Эй, вы, там, подальше отсюда! — хриплым голосом закричал он. — Поняли? Поняли, скажите мне?
Они отошли от него. Они сами были зверьми, но он превзошел всех; он внушал им ужас и подчинял их своей воле.
— Сейчас дерусь я! — объявил Мартин. — Никто не смеет вмешиваться. Подай сюда кастет!
Масляная Рожа, отрезвленный и немного испуганный, отдал коварное оружие.
— Это ты ему передал, Рыжий! — сказал Мартин, швырнув кастет в реку. — Я видел, как ты к нему подбирался, и удивлялся, что ты такое надумал. Посмей только еще раз выкинуть такую штуку — и я тебя изобью до смерти. Понял?
Битва продолжалась. Борцы изнемогали, но, даже изнемогая от неимоверных, нечеловеческих усилий, наносили друг другу удары, пока их кровожадные товарищи, успевшие насытиться зрелищем, не стали умолять их перестать. Масляная Рожа, полумертвый, еле стоявший на ногах, потерявший человеческий облик, остановился в нерешительности, но Мартин накинулся на него и вновь принялся колотить.
Прошел, казалось, целый век. Масляная Рожа заметно ослабевал. Вдруг сквозь звук наносимых ударов послышался резкий хруст: правая рука у Мартина сломалась и повисла, как плеть. Все присутствующие услыхали этот звук и поняли, что произошло; понял и Масляная Рожа; он, как тигр, набросился на противника и стал наносить ему удар за ударом. Товарищи Мартина подбежали, чтобы вмешаться в дело. Но Мартин, ошеломленный этим градом ударов, остановил их бешеными проклятиями и ругательствами. Из груди его от отчаяния вырывались рыдания и стоны.