Мартин-Плейс

Крик Дональд

Бросив статью в стол, Дэнни отправился завтракать.

— Ты выдержал экзамен, — сказала его мать, едва он вошел в кухню. — Это очень хорошо. Теперь они поймут, что ты не простой клерк и обычная работа тебе не подходит.

Этот комментарий, дополнивший восторги Денниса, был произнесен тем же полным надежды тоном. Дэнни сказал что-то неопределенное и поспешно набил рот едой.

Мать, собрав тарелки, задержалась у стола.

— Ты придешь обедать домой?

Он ответил, что придет. Но почему она вдруг спросила об этом?

— Я просто подумала, не собрался ли ты куда-нибудь, сегодня ведь суббота.

Дэнни шел по Токстет-роуд и размышлял. Голос у матери был озабоченный. Почему ей нужно, чтобы он пришел обедать домой? В течение многих лет она представлялась ему одиноким стражем, бдящим над ним. Его чувство к ней не было ни любовью, ни привязанностью — больше всего оно походило на то, какое можно питать к тюремщику, старающемуся, чтобы тюремная дисциплина пошла заключенному на пользу. Где-то в глубине его души жила благодарность за добрые намерения — но только в самой глубине, под спудом. Если он обманет ее надежды, ему будет жаль, однако не слишком. Она ведь не усомнится в своей нравственной правоте и, разочаровавшись в нем, не станет ему сочувствовать. Ну, так если он ее разочарует, оправдываться он не будет.

Когда он вошел в зал, Лори Джадж поманил его к своей клетке и просунул руку сквозь прутья.

— Поздравляю, Дэнни. Я уже видел замечательную новость в самом скромном уголке.

— Спасибо, Лори.

— Жаль, старик Риджби не дожил. Уж он вел бы себя, как пес с двумя хвостами.

— Да, он был бы доволен.

— Сорок с лишним лет, — сказал Джадж, — он хотел большего, чем выпало на его долю.

— Он заслуживал большего. Еще раз спасибо, Лори.

Позже к нему подошел Гарри Дент.

— Пора и мне поздравить себя, Дэнни, — он потряс ему руку. — Ты молодец. А теперь сходи-ка к Россу. Он просил, чтобы я тебя послал к нему.

Джон Росс протянул ему руку через стол. Обычные поздравления.

— Садитесь, Дэнни. — Вид у старшего бухгалтера был задумчивый. — Это большое достижение для такого молодого человека. Сколько вам лет?

— Двадцать, — сказал Дэнни. — Через два месяца будет двадцать один.

— Как дипломированного специалиста, ваша нынешняя работа вас, конечно, не будет удовлетворять, но при настоящем положении вещей изменить пока ничего нельзя. Однако мне кажется, что малая толика терпения может принести неплохие дивиденды. Мы начинаем расширять поле нашей деятельности.

— Это многое обещает, — заметил Дэнни. — Я знаю, что возможности сейчас ограниченны.

Старший бухгалтер кивнул.

— В период экономического спада нам нечего рассчитывать на готовенькое. Однако правление не дремлет, и, если из нынешней ситуации можно будет извлечь какую-нибудь выгоду, будьте уверены, что ее не упустят. Вам приходилось слышать про сэра Бенедикта Аска?

— Я видел его портрет в кабинете мистера Рокуэлла.

— Да-да. Но тогда он был моложе. Живая легенда в финансовых кругах: гений — так все говорят. Теперь он старик, но, как я слышал, полностью сохранил свою интуицию. Он председатель нашего правления.

Дэнни кивнул с достаточно почтительным выражением.

— А кроме того, у нас есть мистер Рокуэлл и его обширнейший опыт. Так что у вас нет никаких оснований тревожиться за свое будущее, абсолютно никаких.

— Я рад это слышать.

— Я так и предполагал, — Росс стал даже экспансивен. — В столь большой организации мы, конечно, в какой-то степени утрачиваем личный контакт, но вы можете не сомневаться, что администрация полностью в курсе всего происходящего.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Прекрасно. И если у вас возникнет желание обсудить какой-нибудь вопрос, не стесняйтесь. Ведь это в конце концов входит в мои обязанности.

Эти слова сопровождались сердечной улыбкой, и Дэнни вернулся к своему столу, сознавая, что он замечен и взят на учет для особого отношения, — самый молодой дипломированный бухгалтер в «Национальном страховании».

Похвалы воскресили в нем ощущение единства со всем, что было вокруг, — то ощущение, к которому он когда-то стремился. «Сегодня, — думал он, — мне следовало бы чувствовать, что вот сейчас началось будущее». И на миг перед ним вновь открылись былые горизонты, но уже обновленные. Он тоже может укрыться за стенами, которые принадлежат власть имущим, устроиться в собственной нише. Росс обливается тревожным потом за дверью своего кабинета, цепляется за соломинку, за живую легенду — за сэра Бенедикта Аска. А тот — все ли еще он оракул, сила, стоящая за троном? Думать о нем — это словно думать о дьяволе, вдруг явившемся на землю из какого-то своего частного ада. Но ведь Россу он является как спаситель, светоч его мира — привилегированного мира, к которому и он, Дэнни, получил теперь право принадлежать. И он может по-прежнему обмакивать перо в чернильницу, вписывать эти колонки цифр и переворачивать эти страницы, которые ежедневно уходят в небытие, унося с собой частицу его личности. И служить сэру Бенедикту Аску. Служить Рокуэллу. Служить себе.

Дэнни обвел взглядом зал — привычные столы, привычные лица, только теперь их стало меньше, — а потом посмотрел на часы. Как Арт Слоун, подумал он. Еще полчаса.

По дороге домой он увидел у «Лопаты и Капусты» отца. Тот стоял на углу, сунув руки в карманы, спиной к входу. Стоял, словно кого то ожидая, но, по-видимому, не ждал никого. Он смотрел перед собой отсутствующим взглядом и, значит, мог простоять тут без всякой причины и час и больше.

Дэнни тронул отца за плечо, и Деннис резко обернулся.

— А, это ты?

— Ты о чем-то замечтался.

— А чего еще делать? Думал, может, пройтись до мыса и посмотреть на парусные гонки.

— Вот не знал, что ты интересуешься парусным спортом!

— Нет, я любил смотреть на гонки. Ну, а что тебе сказали на службе про твой экзамен?

— Как полагается, поздравляли все вплоть до старшего бухгалтера.

Деннис расплылся в улыбке.

— Старшему бухгалтеру теперь надо держать ухо востро, а? Конкурент-то под боком.

— Послушай, — сказал Дэнни. — Тебе ведь вовсе не хочется смотреть на эти гонки. Ты же любишь в субботу выпить кружку-другую. Вот.

В руке Денниса очутились деньги. Он поглядел на них и отдал.

— Да ладно, оставь себе, сынок. Эх, черт! Это уж последнее дело — протягивать руку за деньгами на кружку пива.

— Ты ее вовсе не протягиваешь! — Дэнни отодвинул ладонь отца. — И прежде не протягивал и теперь не будешь. Ну, пока.

Он пошел домой. Мать села обедать с ним. Она рассеянно ковыряла вилкой в тарелке и молчала. А Дэнни опять старался догадаться, что с ней происходит.

— В чем дело? — спросил он наконец. — У тебя лицо какое-то встревоженное.