Мартин-Плейс

Крик Дональд

Встав из-за стола, он пошел к окну. Времена еще изменятся, но нависшая над ним угроза никуда не исчезнет.

И для него рубцы, оставленные этой эпохой, никогда не заживут. Он подумал: «Где нет цели, там нет жизни. Теперь я как Джо Риджби».

54

Половина обитателей Токстет-роуд уже осталась без работы, и Марта О’Рурк меньше бранила мужа за то, что он потерял свое место, чем в свое время за то, что он его сохранял. Она словно извинила неизвиняемое, и поэтому их отношения стали менее напряженными.

Больше всего ее тревожил Дэнни. Она уже давно почувствовала его внутренний конфликт — во всяком случае, она видела, что теперь, когда вокруг все теряли работу, он не ценил своей.

— Понимаете ли, нужно заставить его понять, что он не может требовать, чтобы все шло так, как ему хочется, — объяснила она. Она сидела в гостиной церковного дома и разговаривала с преподобным Рейди. — Если бы он не покинул церкви, его ничто не смущало бы. У него был бы путеводный маяк и опора. А теперь у него ничего нет.

Преподобный Рейди в кресле напротив неторопливо кивнул и задумчиво помешал ложечкой чай.

— В конце концов он не несет ответственности за огромное деловое предприятие, о котором ему известно очень мало, миссис О’Рурк. Если бы мне удалось объяснить ему, что никакое дело рук человеческих и не может быть совершенным, полагаю, тогда я сумел бы убедить его в том, что он выполнит свой долг, именно оставшись там, где он находится сейчас.

— Да конечно же! Все дело в том, что он почему-то чувствует себя обманутым. Вот к чему приводят суетные надежды. Я знаю, что если он еще продвинется по службе, то переменится. У него будет ответственная должность и больше денег. Важно ведь не то, что ты хочешь делать, а то, что ты должен делать. Это теперь понимают все. Даже люди, которые занимают самое высокое положение.

— Необходимость всегда была матерью изобретательности, — сказал преподобный Рейди. — Иногда эта изобретательность не приносит того, на что мы надеемся, но из страданий и испытаний рождается благо. И он сам может стать тем благим даром, которое уготовано будущим для той компании, в которой он работает… Простите, я забыл, как она называется?

— «Национальное страхование».

— А, да-да. На Мартин-Плейс… Я хорошо знаю это здание.

— Вы бы сказали ему, что незачем топтаться у подножия лестницы. Если он хочет чего-нибудь добиться, то должен подняться на самый верх, не правда ли?

— Разумеется. Преуспеть в том, чем он занимается, — его долг.

Марта энергично закивала.

— Это самое я ему и говорю. Отступить, когда можно чего-нибудь добиться, — значит проявить трусость.

— И большую глупость, миссис О’Рурк. Он будет сожалеть об этом всю жизнь. Надо заставить его понять, что в такие времена, как эти, бремя ответственности — тяжелое испытание для тех, кто стоит у власти.

Почувствовав в упрямстве Дэнни оскорбительный вызов такой глубокой мудрости, Марта сказала:

— Беда в том, что он думает, будто все знает.

Священник кивнул. Вспомнив свой давний разговор с молодым О’Рурком, он мог с ней только согласиться. Самонадеянный молокосос! Конечно, он ради его матери поговорит с ним еще раз, но мысль об этом не доставила ему ни малейшего удовольствия. Он ободряюще улыбнулся.

— Обычный недостаток юности, — сказал он. — Однако небольшая беседа могла бы быть для него очень полезной. Может быть, в следующую субботу днем?

Марта кивнула.

— Мне очень неприятно вас затруднять. Вы уж извините, что я так к вам зашла.

— Мой долг, миссис О’Рурк, требует, чтобы я делал все, что в моих силах. — Он встал, радуясь, что хоть это позади. — Не выпьете ли перед уходом еще чашечку?

55

Дэнни еще одевался, когда в комнату к нему ворвался отец.

— Поздравляю, сынок! Посмотри-ка, вот твоя фамилия в газете. Ты сдал экзамен!

Недошнуровав ботинка, Дэнни взял газету и просмотрел результаты экзаменов. Он сдал без отличия, но и этого было достаточно.

— Я так и знал! — радовался Деннис. — Я всегда говорил Фреду Тейлору, и Джо Камерону, и всем ребятам, что ты сдашь. Так оно и вышло! Теперь тебе есть на что опереться.

— Да, хорошо, что мне удалось сдать, раз уж ты всем за меня заранее ручался, — улыбнулся Дэнни. И с облегчением подумал, что с зубрежкой покончено. Вот в этом сомневаться не приходится.

Отец хлопнул его по плечу.

— Ну-ка, бери газету себе. Я уже ее просмотрел. — Он пожал плечами. — Ничего подходящего.

— Не волнуйся. Что-нибудь да подвернется.

— Да уж не знаю, — с сомнением произнес Деннис и вдруг снова просветлел. — Тебе-то уж, во всяком случае, подвернулось. Вот будет довольна твоя мать! Сказать ей или ты сам?

— Скажи ты. Я сейчас приду.

Дэнни кончил одеваться. Зашнуровывая ботинок, он поглядел на рукопись у себя на столе, на красный бланк с отказом, приколотый к ее уголку. Это была статья, которую он написал, озаглавленная: «Человек и общество».

Начиналась она так:

«Сенека сказал: «Человек — общественное животное». Сегодня общество стало его клеткой, и поэтому представляется уместным спросить: «Кто его сторож?» Этих сторожей три — политика, предпринимательство и религия — иерархия тюремщиков, давших обет оберегать собственные интересы.

То, что эти интересы противоречат стремлению человека полностью осуществить свои возможности внутри своей среды, явствует из ограничений, налагаемых на его элементарнейшее право зарабатывать себе на жизнь, не говоря уже о праве проявлять себя как общественное существо.

Это трагедия и национальная и глубоко личная; парадокс, ответственность за который лежит на троице, претендующей на то, что она представляет нацию…»

Какой-нибудь радикальный журнал мог бы принять такую статью, будь она написана профессором философии, социологом или политическим деятелем с неортодоксальными убеждениями. Дэнни же было указано только, что он, «по-видимому, не нашел своего места в жизни» и что «ему следовало бы поискать какое-нибудь интеллектуальное занятие».