Мартин-Плейс
Шрифт:
— Конечно, сказал он. — И я надеюсь, что они будут выпадать все реже и реже.
Вернувшись, он зажег торшер и осмотрел комнату, словно проверяя, не изменилось ли что-нибудь за его отсутствие. Потом вышел на балкон и стал смотреть в ночную темноту, на звезды над синевато-черным портом, на мигающий зеленый огонек маяка. Его увлекал поток приятных мыслей, то и дело переходивший в быстрины огромного счастья.
Завидный жребий для человека его возраста! У большинства его ровесников мысли только уносятся в прошлое, все дальше и дальше, бесконечной вереницей: мечты, фантазии,
Покончено с бесплодными мечтами, с мучительным анатомированием прошлого. Его будущее с Эдит было несравненно чудеснее постепенного многолетнего осуществления намеченных целей. Это было словно победа, вырванная у судьбы уже в миг поражения, победа, которой не страшно время, которая не постареет, не приестся.
Риджби почувствовал, что у него очень устали ноги, он решил пойти в спальню и лечь. Но спать он не станет. Сегодня сон был бы преступным мотовством, бессмысленной растратой радости.
В пижаме и халате он лег на диван, не закрывая глаз, но ничего не видя. Недавние часы теплым медом разливались в его памяти, проникали во все уголки сознания, принося покой и безмятежное удовлетворение. И только когда он пытался нащупать будущее, фокус смещался и проблемы, неотъемлемые от каждой встречи с Эдит, вновь заявляли о себе.
Сегодня она снова настаивала, чтобы они чаще встречались. За последнее время она дважды приглашала его к себе в будние дни, и он уходил с работы, ссылаясь на нездоровье. В дальнейшем ему придется отклонять такие приглашения, а о том, чтобы пригласить ее к себе в будний день, не может быть и речи. Его сердце тревожно защемило. Он брезгливо вспомнил десятки лотерейных билетов, которые он покупал, различные планы помещения его сбережений, которые он разработал, и жалкие гроши, которые они могли ему принести.
Кроме того, он прикинул, на какую именно компенсацию имеет он право за скудость лет, проведенных в «Национальном страховании». Он холодно рассматривал это как не выплаченный ему долг.
Его сбережений и пенсии хватит, чтобы жениться и прожить еще около года. Затем неминуемый крах. А когда он будет вынужден увлечь Эдит в свое прошлое, никакие его оправдания и объяснения, никакое ее прощение и чуткость не искупят его обмана.
Одна мысль об этом наполнила его невыносимой горечью, и он вновь начал обдумывать свою «идею». Она была такой простой, такой логичной, такой свободной от необходимости прибегать к каким-нибудь уловкам… «Старый Риджби». Он слышал это прозвище, нестерпимо оскорбительное, потому что оно подразумевало вышедшую из моды сдержанность, архаическую лояльность и суетливую педантичность. «Старый Риджби». Честный, старательный, надежный. Служащий, работавший для компании дольше кого-либо другого. Ему доверяют, но относятся к нему с безразличием, как к инструменту, уже пришедшему в негодность. А то и просто его игнорируют.
Он столько времени притворялся, что они его не заподозрят. Да и какие у них будут доказательства? А он использует негодование, как рычаг, чтобы вырваться из их лап, чтобы показать им, что он еще сохранил гордость и достоинство. И не будет церемонии в зале заседаний, золотые часы с цепочкой не заштемпелюют его, как их собственность.
Решительный момент приближался, и в такие тихие минуты, как эти, Риджби чувствовал в себе достаточно сил и смелости. Он поглядел на потолок, вдруг ставший совсем темным, и удивился тому, что свет погас. Прохладный, влажный от росы ветер теребил занавески и забирался в комнату.
Старый Риджби спал.
21
Штат бухгалтерии дотягивал конец старого года и, разбившись на кучки, болтал в ожидании пяти часов.
— Мы сегодня поедем на Эспланаду Менли, — говорил Томми Салливен, прислонившись к столу. — Последний пароход отходит в двенадцать, так что мы вообще домой не вернемся!
— Меня пригласили в четыре места, — чирикала Китти Блэк. — Может, кто-нибудь объяснит мне, как это я поеду в вечернем платье на заднем седле мотоцикла?
— Проще простого, — отозвалась Пола. — Сними его.
Пола поступила к ним совсем недавно. Она сидела на столе, закинув ногу за ногу, и поглядывала на собеседников с сардоническим интересом. Ее взгляд остановился на Дэнни.
— А что ты делаешь сегодня, тихий мальчик?
— Он ляжет спать с книжкой, — ответил Томми и загоготал.
Пола посмотрела на Дэнни загадочно и насмешливо. Читал ли он «Преступление и наказание» Достоевского, спросила она, не обращая внимания на остальных.
— Чего-чего? — заинтересовался Томми.
Детективный роман Эдгара Уоллеса, что ли? Ну так что натворил этот Дости, как его там, и что ему за это было?
Пола восторженно взвизгнула. Томми недоуменно уставился на нее:
— Над чем это ты?
— Над тобой, мое неиспорченное дитя! — она продолжала смотреть на Дэнни. — А что ты читал в последнее время?
Спросила она серьезно, но Дэнни показалось, что она прячет усмешку, и он ответил сдержанно:
— «Восстание ангелов» Анатоля Франса.
— Ну и как, ангел, узнал что-нибудь полезное? — наклонила голову Пола.
Он ответил упрямо:
— Я узнал, что лучше быть свободным в аду, чем прислуживать на небесах.
Томми испустил стон.
— Ну кому охота слушать эту чушь под Новый год? Да и вообще в любой день? — Он обнял Китти за плечи и увел.
Пола сделала ему вслед гримасу, а потом внезапно обернулась к Дэнни:
— Так в каком же аду ты свободен сегодня?
Он понял ее, но уклонился от прямого ответа:
— Ты о чем?
— Наверняка тебе некуда сегодня пойти.
— Да.
— А тебе хотелось бы?
— Ничего не имел бы против, — ответил он осторожно, подозревая ловушку.
— Если хочешь, поехали с нами. Будь перед отелем «Мэншенс» у Кингс-Кросс около восьми. Красная машина. Ее можно узнать за милю.
Ему очень хотелось поверить ей.
— Ты серьезно?
— По-моему, я говорила достаточно ясно.
— А как другие? Захотят ли они?
— Это уж мое дело.
Она критически оглядела Дэнни. Конечно, он еще очень зелен. Руди, наверное, скажет, что она промышляет цыплятами, и он проторчит весь вечер в одиночестве. А впрочем, он все равно проторчит в одиночестве, так какая разница? В нем было нечто еще не получившее развития, и это ее интриговало, а говорил он так, словно был лет на сто старше почти каждого в здешней дыре. Она соскочила со стола.