Мартышка для чемпиона
Шрифт:
Я приободряюще (по крайней мере надеюсь) улыбаюсь и делаю глубокий вдох.
Давай мужик, это твой звездный час, ты не имеешь права облажаться.
Спустя время я плохо вспомню откуда в моей руке тогда взялся микрофон. И как на своих, подгибающихся от страха, конечностях я умудрился откатиться на центр катка. Зато хорошо вспомню, как все мое естество сосредоточилось на полном изумления взгляде Марты, когда она поняла, что я задумал. А она поняла. И на том, как сильно приходилось сжимать микрофон, чтобы он не трясся в моих дрожащих руках, когда я попросил у публики просевшим от
— Эй, можно минуточку вашего внимания, ребят.
Такой звенящей тишины я не слышал больше никогда. Шепот, шелест и прочие звуки схлопнулись словно по щелчку. А может мне показалось из-за барабанящего в ушах пульса? Хер пойми. Но десятки тысяч глаз обратившие свой взор исключительно на меня — ощущались явственно, как никогда. Отдавались легким покалыванием в затылке.
Я задвинул их на задний план. Все без исключения. Для меня был важен лишь один единственный взгляд. Взгляд любимых изумрудных глаз, обладательница которых стояла в паре метров от меня, нервно сжимая пальцы в замок. Такая маленькая и хрупкая на фоне огромного ледового дворца полного зевак. В моем игровом свитере с красными от смущения щеками.
— Царица, — улыбаюсь я.
— Ты с ума сошел? — одними губами шепчет Марта.
— Очевидно да, — киваю я, — сошел. Сошел с ума от любви к тебе.
Под сводами арены пробегают одобрительные шепотки.
— И пусть у нас все начиналось не как у принцы и принцессы, — откашлявшись, продолжаю я. — И, вообще, мы на сказочных героев оба тянем слабо, — хмыкаю. — Мы частенько бесим друг друга и много спорим. У нас разные взгляды на многие вещи, но… — улыбаюсь, — ты — лучшее, что случалось со мной в этой жизни, Царица, — говорю, отбросив всякую веселость.
— Арс… — выдыхает дрожащими губами Обезьянка.
— Ты та, которая заставила меня искренне возненавидеть серии выездных игр, потому что целыми неделями тебя нет рядом. И ты единственная женщина, с которой я хочу родить детей, воспитать внуков и встретить старость. Я люблю тебя любую: вредную, капризную, сомневающуюся и даже психующую. Надеюсь ты меня тоже, потому что косячить я не перестану, — Марта обхватывает ладонями щеки, посмеиваясь сквозь слезы, ей вторит гогот парней из моей команды. — Я готов смириться с бесконечным потоком подобранных тобой котиков и собак в нашем доме. И клятвенно обещаю больше никогда не смотреть ни одной серии сериала без тебя. Детка, я обещаю, что если ты скажешь мне “да”, то никогда в жизни об этом не пожалеешь… — нервно сглатывая и облизывая пересохшие губы, я опускаюсь на одно колено. Встаю настолько изящно, насколько это возможно негнущимися от волнения ногами обутыми в коньки. Под взглядом безмолвно застывшей публики, трясущимися руками, не с первого раза, но открываю эту злосчастную коробку с кольцом. Крепче перехватывая микрофон одной рукой, вторую я тяну в сторону Обезьянки, отчаянно кусающей губы в попытке не разрыдаться окончательно. Проталкивая подкативший к горлу ком, спрашиваю:
— Марта, ты… ты выйдешь за меня?
Дружный вздох умиления застывает невидимым облаком над нашими головами.
Мое сердце замирает в ожидании ответа Царицы.
Каждая секунда ее молчания тянется как маленькая вечность и, когда Марта шепчет:
— Я сейчас упаду в обморок… — обмахивая лицо ладонями. — Да, — шепчет. — Да! — выдает уже громче. — Ну, конечно, да, Бессонов! — бросается в мои объятия.
Я подскакиваю на ноги и ловлю ее, понимая, что в обморок, кажется, сейчас упаду я.
Арена взрывается от дружных аплодисментов. Диджей снова врубает музыку на всю мощь, и на этот раз это не “We Are The Champions”, а долбанный Мендельсон! Парни из команды орут поздравления молодоженами. А с потолка снова летит конфетти, пряча нас от любопытных глаз в золотом облаке из фольги.
Обезьянка плачет. Ловит своими губами мои губы. Целует. Цепляется за шею, что есть сил. Всхлипывает. И целует. Снова и снова. Мы напрочь забываем про кольцо, которое по всем традициям должно быть надето на ее безымянный палец. Не в нем ведь счастье, да?
Я обнимаю свою будущую жену и улыбаюсь. Как счастливый дурак! В животе порхают те самые ванильные бабочки, о которых так любят писать в глупых женских книжках. Надуваюсь от счастья от сбивчивого шепота Царицы:
— Люблю тебя, мой чемпион…
— М, давай уточним. Любишь как? До луны и обратно?
— М, не-е-ет… не настолько, конечно, — хмыкает коза.
— Чего-чего? — щипаю ее за ягодицу. — Это что еще за новости?
Обезьянка дергается в моих руках, посмеиваясь. Проходит пальчиками по моим скулам. Гладит по волосам. Обхватывает ладонями лицо и заглядывает в глаза:
— Таких единиц измерений, как сильно я тебя люблю, еще не придумали, Бессонов.
— Так то лучше, — расцветает гордая улыбка на моих губах.
— Спасибо тебе, что не сдался…
Мы переглядываемся оба понимая: о чем идет речь. Если бы не мое баранье упрямство в начале наших отношений, когда эта коза отфутболивала меня раз за разом — мы бы сейчас здесь не стояли. И, знаете что?
Я подхватываю ее на руки и кружу под ее пронзительный визг.
Плевать мне на все эти медали и кубки! Мой главный трофей уже у меня. В моих руках и с моим ребенком под сердцем. Девчонка из бара по какому-то судьбоносному стечению обстоятельств забывшая свой ветпаспорт в моей машине. Феномен, на разгадку которого у меня целая счастливая супружеская жизнь.
Царица — вот моя главная победа этого сезона.
ЭПИЛОГ
— Как я выгляжу? — крутится у зеркала в гардеробной Обезьянка, придирчиво разглядывая свое отражение.
— Потрясающе, как и всегда, — говорю я, застегивая молнию на брюках.
— Ты уверен? Может мне надеть что-то менее броское? — спрашивает с сомнением. — Я в этих серебристых пайетках толстая и блестящая. Как шар на новогодней елке…
— На дворе июнь, детка.
— Тем более!
— Прекрати, ты прекрасна, — парирую спокойно.
Надеваю футболку и подхожу к Царице со спины. Одной рукой обнимаю за плечи, притягивая к себе. Второй заползаю ладонью под подол ее платья, легонько сжимая попку. Целую в раскрасневшуюся щеку, под ее внимательным взглядом в зеркале, и шепчу на ушко: