Маруся и близнецы
Шрифт:
Маруся не возмутилась — она будто вообще не заметила этого прикосновения. Только застонала протяжней и громче, но причиной этого мог быть Никита, который безжалостно проминал мышцы ее плеч.
Макар еще раз прогладил ладонями ягодицы Маруси, провел пальцами по нежной внутренней стороне бедер, еще чуть-чуть раздвигая их — там, между ног, она была такая вся гладенькая, словно кукла, и очень-очень розовая, как будто собранная из цветочных лепестков.
Очень хотелось рассмотреть подробнее, но у него и так закладывало уши от бешеного сердечного бита и срывалось дыхание.
Макар перешел на
Никита, который и так косился изо всех сил, судорожно вдохнул, и его руки чуть не сбились с ритма. Он переместился от изголовья к середине топчана и по молчаливому согласию с братом, заменил его, разминая поясницу и задницу Маруси.
Его движения были более энергичными, даже наглыми. Он больше не старался промять мышцы как можно глубже — он работал с подкожной клетчаткой, разгоняя лимфу. Так он себе это объяснял, когда его пальцы ложились в нежные складки между бедрами и туловищем, когда руками он как бы обнимал чуть набухшие половые губы Маруси. В этих местах особенно важно правильно направить ток лимфы.
Маруся шумно дышала, откровенно постанывая в такт движениям его пальцев и все сильнее раскрывалась, демонстрируя все самое интересное, что пряталось у нее между ног.
Макар машинально массировал ее голени однообразными движениями, не отрывая взгляда от того, что происходило чуть выше по курсу.
Никита совсем уж нагло положил ребра ладоней по сторонам от набухших, налившихся кровью и ставших темно-розовыми лепестков плоти Маруси и принялся тереть и давить, то сводя их, то разводя обратно. От этого и внутренние, и внешние половые губы приоткрывались, словно цветок, демонстрируя манящую темную глубину.
У Макара совсем пересохло во рту — особенно когда пальцы его брата как будто невзначай скользнули по самой серединке. Прямо на его глазах изнутри вытекло несколько капель густой влаги.
Если б ему было пятнадцать, он уже давно позорно кончил в штаны.
Быстрый взгляд Никиты передал ему примерно то же послание.
Останавливаться было поздно.
— Перевернись на спину, — сипло сказал он.
Маруся заворочалась и приоткрыла глаза.
18
Воздух, казалось, потрескивал от воцарившейся в бане жары. Кожа Маруси горела под прикосновениями сводных братьев, глубоко внизу живота росло напряжение.
Она приподняла голову и посмотрела на Никиту с Макаром. Но взгляды их оставались лениво-равнодушными. Словно они шашлык жарили, а не лапали ее совершенно голое тело.
Маруся все-таки перевернулась, попытавшись закрыть грудь руками, но Никита спокойно убрал их и положил по бокам. Взгляд его был холодным, словно его не волновала ее нагота. Зато у нее все горело — внутри и снаружи.
Братья продолжили массаж как ни в чем ни бывало. Макар снова занялся ногами, Никита принялся разминать ее руки. Только сунул свернутое полотенце под шею, чтобы было удобнее лежать.
Вновь пролилось на кожу пахнущее хвоей
Стоящий в ногах Никита чуть развел ее бедра и принялся мять внутреннюю поверхность ее бедер. Маруся вновь закрыла глаза, уносясь в жаркое марево прикосновений и уже не видела, не замечала, что оба брата рассматривают ее — жадно и голодно. Не чувствовала, что руки Никиты уже разводят ее бедра все шире, раскрывая ее промежность, а Макар все больше концентрируется на груди, круговыми движениями неуклонно подбираясь к соскам.
Касания рук вызывали странное томящее чувство — очень хотелось чего-то, но она сама не понимала — чего. Маруся больше не лежала, покорно отдавая свое тело братьям. Она отзывалась на их поглаживания, проминания, скольжение рук по щедро залитой маслом коже. Вертелась, выгибалась, елозила по топчану.
В очередной раз неловко дернувшись, она задела рукой полотенце, намотанное на бедра Макара, и ощутила под ним недвусмысленную твердость.
Кружащаяся голова и это горячее томление в теле не позволили ей ни возмутиться, ни насторожиться. «Значит, я ему нравлюсь, — расслабленно подумала Маруся. — Это забавно… Интересно, а Нику?»
А Ник очень старательно гладил внутренние части ее бедер, и ей очень хотелось, чтобы он поднялся чуть выше, к зудящему междуножью. Ее набухшие губы тоже требовали массажа, требовали прикосновений. Но каждый раз, когда настойчивые руки почти добирались до них — они вновь отступали дальше, обратно к коленям, к голеням. В какой-то момент Маруся даже захныкала — так обидно было, что руки брата опять ускользнули, чтобы хорошенько промассировать ее ступни.
Чего она не видела — как у Никиты чуть не капала слюна на это покорное его рукам тело.
Ему не надо было даже переглядываться с Макаром, чтобы обменяться близнецовыми помыслами. Помысел тут был всего один — и он крепко торчал у каждого из них. Крепко, болезненно и выламывающе.
Потому что смотреть на то, как Маруся стонет, как извивается, как раскрывается, как торчат ее крупные розовые соски, которые так и хочется сжать зубами — это невозможно, это неподвластно ни одному мужчине — оставаться спокойным в такой ситуации.
Она снова двигает рукой, опять задевая член Макара, и тот напрягается всем телом. Никита в этот момент настолько сильно ему завидует, что теряет крохи осторожности, и его ладонь ложится на лобок сестры, а большой палец движется вверх-вниз, слегка задевая прикрытый капюшоном клитор.
Маруся лишь стонет — громче, откровенней. И сама разводит бедра. Никита помогает ей согнуть ноги в коленях и разводит их в стороны. Теперь она совершенно открыта взглядам и прикосновениям — и желание пробивает обоих близнецов болезненной молнией вдоль позвоночника, уходящей в напряженный до боли пах.