MASH
Шрифт:
— Моя Трах, давай иголку в вену вставлять, — сказал Ловец. Затем обернувшись к капитану Бэнксу распорядился: — Эй ты, в блестящих ботинках, скажи лаборатории пусть сделают анализ и выделят пинту донорской крови. Нам столько не потребуется, но иначе они вряд ли поймут. А потом скажи — пусть подготовят операционную к торакотомии [19]. Оперируем через два часа. Ястреб, проследи за эффективностью этого Алисы, или как там его зовут.
Дежурному офицеру ничего не оставалось кроме как отличиться эффективностью. Вызвали медсестер, вовсе
— Дамы, — обратился он, — мы тоже сожалеем, что подняли вас в такой поздний час. Но нам попался этот случай, и мы не можем его бросить, не важно чьими и какими правилами приходится пренебрегать. Если мы ему не поможем, малыш умрет, так что давайте не будем возмущаться и будем думать только о ребенке.
К счастью, такие доводы подействовали на сестер, и они прекратили попытки протестовать, особенно после того как увидели малыша. Зато капитана Бэнкса Ястреб поймал во время звонка полковнику Мерриллу.
— Ну, капитан, — побранил его Ястреб, — Возможно мне и придется отвесить вам тумаков, но сначала позвольте я звякну в Самый Лучший Педиатрический Госпиталь и Бордель.
Звякнув, он переговорил о ситуации и подал несколько идей полковнику Корнваллу. Через пятнадцать минут примчавшийся к госпиталю полковник Р.П. Меррилл был встречен четырьмя Британскими офицерами, бесцеремонно засунут в их Лэнд Ровер, и доставлен в СЛПГиБ.
После того как раздетый догола капитан Бэнкс был заперт в шкафу со швабрами, операция в конце концов началась. Анестезия Моя Траха была великолепна, слаженность сестер — безупречна, а Ловец и Ястреб не выпендрились ни разу, по сравнению с их первым появлением в госпитале. Спустя полтора часа осторожной работы, Ловец с успехом закрыл фистулу. Сняв халаты, они обсудили послеоперационное лечение.
— Наверно его лучше здесь оставить, — сказал Ловец. — Ты вряд ли сможешь заботиться о нем в том шлюшкином госпитале, а, Моя Трах?
— Не так хорошо как здесь, но не вижу каким образом нам разрешат его тут оставить. Завтра с утра Меррилл на нас наедет.
— Оставь малыша тут, — ответил Ястреб, — Мы будем тут часто появляться и проверять его и того пацана, которого мы утром оперировали. И я знаю КАК отвязаться от Меррилла.
В три ночи, уже снова в СЛПГиБ, они выпили с Британскими офицерами, которые сообщили, что полковник Меррилл дрыхнет наверху после выпитого коктейля с подмешанным снотворным.
— А что будет когда он проснется? — спросил Моя Трах.
— А ты подсунь ему в номер голую шлюху и сфотографируй пару раз, — посоветовал Ястреб.
— Ну надо же! — отозвался полковник Корнвалл.
Через несколько минут полковник Меррилл завозился и проснулся, когда девушка залезла в его кровать. Свидетели заполнили весь коридор, а Ловец Джон лениво отщелкивал фотографию за фотографией.
— А я вам говорил, я вам говорил! — подстрекал Ястреб. — Пошлый грязный старикан. Позор военной форме!
— Изгнать это ничтожество из рядов, — заключил полковник Корнвалл дрожащим от наигранного возмущения голосом.
— Думаю, пусть искупает вину примерным поведением, — сказал Ловец пряча плёнку в карман.
Первая ти обитателей Болота была назначена на десять утра. Моя Трах проинструктировал ассистента раздобыть подобающую одежду, поскольку они не желали все время носить костюмы Папа-Санов.
Проснувшись в 8, усталые но намеревавшиеся быть готовыми к чемпионату, они выпили кофе, позавтракали мясом с яйцами, поданными девушками прямо в постель, и облачились в небесно-голубые штаны и рубашки гольф-фасона.
По дороге на поле, они заглянули проведать своих двух пациентов. Малыш еще был в довольно серьезном состоянии, зато сын конгрессмена явно шел на поправку. Перед уходом они зашли в офис к полковнику.
— Где этот старый пошляк? — спросил Ястреб у секретаря.
Полковник вышел, но рычать не стал.
— Полковник, — начал Ястреб, — Мы тут в Кокурском Открытом турнире играем. Так что нам надо на поле. Мы надеемся, ваши люди позаботятся о малыше, которого мы вчера ночью прооперировали. Да так, будто это внучок конгрессмена, коим в принципе он мог бы и быть. Если его состояние ухудшится, немедленно нам об этом сообщите, а если мы вернемся и что-то будет не в порядке, мы сожгем дотла всю больницу.
Полковник им поверил.
В девять-тридцать они появились на поле, попрактиковались в паттинге и чиппинге, под ободряющие крики их английских сообщников, пару раз размахнулись в свинге и сообщили о своей полной готовности. Это было враньем, так как события предыдущих дней и ночей окончательно их вымотали, и к концу третьего дня соревнования, постоянно отвлекаясь на осмотр малыша и конгрессменского сыночка, они безнадежно плелись в конце списков.
— Ну, думаю — всё, — подытожил Ловец сидя в клубном баре. — У нас есть, конечно, шансы: если трое из игроков падут замертво, а полдюжины остальных срочно заболеют эхинококком.
— А что это? — встрял любознательный полковник Корнвалл.
— Печенка так распухает, что мешает клюшкой замахнуться, — ответил Ястреб, — так что у нас шансов нет.
— Все равно молодцы, мы вами гордимся, — уверил их полковник. — Вы старались как могли, это точно. Но я бы все-таки не рекомендовал бросать хирургию ради профессионального гольфа.
— Да уж и мы это уже поняли, — сказал Ловец, — вот только не знаю, что мы теперь с малышом будем делать?
— Но вы, ребят, уже сделали свое дело, — ответил полковник.
— А вот и нет, — сказал Ловец. — После всего того шуму что мы подняли, спасая его жизнь, теперь-то что делать? Отдавать его обратно в бордель?
— Положитесь на меня, — сказал Ястреб, — думаю, уже можно перевести малыша в Самый Лучший Педиатрический Госпиталь и Бордель доктора Ямамото.
Они вернулись в 25-й Стационарный Госпиталь, попрощались с сыном конгрессмена, который быстро выздоравливал, и забрали своего маленького пациента. Сидящего в Лэнд Ровере Ловца по пути в СЛПГиБ посетила идея.