Маша и Медведь 3

Войлошников Владимир

— Мария Георгиевна, — Леонид вдруг сделался очень серьёзен, — я прошу вас, не нужно возвращать ваш комплект.

— Я не поняла, — нахмурилась Маруся.

— Дело в том, что до этого момента, — он решительно кивнул, — до этого момента я не считал себя вправе… до… официального согласия… Но это всё меняет.

— Теперь я вообще ничего не понимаю, — честно сказала Маруся.

— Сейчас… — Леонид прикрыл глаза и глубоко вздохнул: — Мария Георгиевна, будьте моей женой.

— Ах, я поняла! — воскликнула Маруся. — Я поняла, почему ваш облик и манера

держаться кажутся мне знакомыми, и этот взгляд! Лёня, вы — Голицын?

— Я дал обязательство не произносить моей фамилии до…

— Ах, пустое! Можете и не произносить! Но почему вы сказали, что изумруды не могли быть иного оттенка, а?

Вот оно, внутри Маруси проснулся инквизитор!

— Но вы не ответили на мой вопрос, — он смотрел укоризненно.

— М-х-х… Видите ли, Лёня, я считаю, что месяц знакомства — это слишком мало для того, чтобы сделать выбор на всю оставшуюся жизнь.

— Это отказ?

— Нет, не отказ! — не согласилась Маруся. — Я принимаю ваши ухаживания и даже статус невесты. Но с назначением даты свадьбы прошу пока повременить.

— В таком случае… — Леонид расправил колье и нажал на крошечные сдерживающие замочки. Колье распалось на браслет, ожерелье и два кольца, до этого служивших чем-то вроде основы для креплений. — Прошу вашу руку, моя прекрасная дама.

— Как оригинально! — Маруся позволила надеть себе на пальчик тоненькое колечко. — Теперь я?

— Конечно.

— У нас нет свидетелей, но когда Маша с Дмитрием вернутся, попросим их?

— Обязательно. А теперь поцелуй?

Маруся улыбнулась:

— Может быть, для начала перейдём на «ты»?

Поцелуи, без сомнения, были приятной частью, и отвлёк их только звенящий колокольчик домоуправительницы, возвещающий о том, что обед готов.

— А как же про изумруды?! — вспомнила Маруся. — Почему они столь редкого цвета?

— Баба Дуня не переносит зелёный, — просто сказал Леонид. — Так было всегда. Если ей не нравится человек, она говорит, что он зелёный. И она ни разу не ошиблась.

— То есть, если человек зелёный?..

— Значит или врёт, или вор, или информацию о клане чужакам сливает. Гниль сидит в нём какая-то.

— Ах, вон оно что!

Они уселись за обеденный стол и уверили Надежду Николаевну, что сами справятся с наливанием супа из супницы в тарелки. Хотелось поговорить, а не на суровую физиономию таращиться.

— Меня, Марусенька, очень беспокоят озвученные тобой сроки. Не хотелось бы, чтобы бабуля сочла себя обманутой. Она умеет быть очень… неприятной.

— Я и сама размышляю над проблемой. Вряд ли нас выпустят отсюда до истечения срока, каких бы прошений мы ни подавали. Да и застрянут все эти прошения где-нибудь на полпути у особо дотошного делопроизводителя.

— И какой же ты видишь выход? Вижу же — видишь?

— Небольшой тайный визит.

— Знать бы ещё, в какую из резиденций отправляться.

— Так это просто! Телефон! Ты помнишь хотя бы один домашний номер?

— Конечно! Но, боюсь тебя огорчить, местная линия, скорее всего, прослушивается.

— А мы позвоним с другого! Смотри, что у меня есть!

— И что это?

— Дивная вещь!

ВИЗИТ

Светлейшая княгиня Голицына

В Омске началось странное движение и ёрзанье. Метались посыльные. Раздавались звонки. Курсировали туда и сюда глухие транспорты. И баба Дуня, которая любила всегда быть в центре событий, конечно же, направилась в головную столичную резиденцию клана Голицыных.

И вот зачем?

Она сидела здесь уже неделю, и всеобщая атмосфера секретности начала приводить её в раздражённое состояние. Куда ни ткни — лишь бледные намёки на информацию, а если хочешь чего посерьёзнее — кукиш с маслом и ужас в глазах: как же! Дело на контроле у самого государя!

Поэтому на затрезвонивший на весь кабинет телефон она посмотрела сердито. Сняла трубку:

— Ну?

— Авдотья Николаевна, по одному из конфиденциальных каналов позвонила девица Мария Рокотова, настоятельно просит соединить с вами.

— Да ну?! — восхитилась княгиня. — Сама?! По закрытому?! А вы-то, оглоеды, два месяца меня сказками про Китай кормите! Соединяй!

В трубке щёлкнуло, и звук изменился.

— Слушаю!

— Баба Дуня? — шипело немилосердно, словно аппарат, с которого звонили, был старый или убитый. А вернее всего — то и другое вместе.

— Совсем ты забыла про меня, лапушка, — бабулечным голосом сказала баба Дуня, — а ведь у нас уговор.

— Так я по этому поводу и звоню. Я бы хотела с вами встретиться.

— Когда, милая?

— Это зависит о того, в каком вы городе находитесь.

— Так в столице, душенька.

— Тогда я буду сегодня. По времени не совсем уверена, как доберусь. В пределах трёх часов.

— Жду, милая, приезжай.

Баба Дуня положила трубку и тут же сняла снова:

— Где?

— Почтовое отделение в пригородном посёлке Вилкино, южное направление. Рядом — остановка электропоезда, ходят автобусы, и попутку можно поймать.

— Готовиться! — велела баба Дуня. — Встретить вежливо. А мне, — это уже, положив трубку, ожидающему секретарю, — ликёра рюмочку и кофе с конфеткой. Трюфельной, как я люблю.

— Сию минуту, ваша светлость!

Через минуту, благосклонно кивнув подносу с угощениями, баба Дуня распорядилась:

— Стёпа, составь мне список мальчиков, кто сейчас в Омске. А то больно шустрые девчонки. Ковать железо будем, пока горячо… И телевизор мне этот новомодный включи! Что делать-то два часа, посмотрю хоть…

На экране скакали и распевали певцы и певички.

— Всё скоморошествуют, — проворчала баба Дуня и поёжилась от налетевшего порыва холодного ветра. Хотела крикнуть Степана, чтоб дверь на балкон закрыл, обернулась — нет, всё заперто. — Хм!