Машенька для Медведевых
Шрифт:
— Какого хрена? — возмущаюсь, а Палыч рыкает на меня:
— Цыц! А ну заткнулись оба! — его лицо какое-то неестественно красное. — Сейчас вы, архаровцы, садите на диван и послушаете всё, что я вам скажу!
Глава 47
Маша
Сердце в груди отбивает нервную чечётку. Прячусь наверху за приоткрытой дверью. До сих пор с трудом могу поверить в свою удачу… Боже, неужели всё позади?
Когда мы с Алексеем Павловичем оказались наедине, меня прорвало
Если честно, я до сих пор жутко волнуюсь. Конечно, Алексей Павлович отнёсся ко мне по-отечески, с пониманием. Обещал, что заберёт с собой, и чтобы я ничего не боялась, но… Мало ли? Вдруг эти монстры и его не послушают? Тем более, что нового он может им сказать, чтобы убедить отпустить меня? Ведь всё, что можно им уже рассказала Алька! Этим негодяям плевать на то, что я девственница! Они считают, что я им должна, и не остановятся, пока им не наскучит играть со мной в свои дьявольские порочные игры!
Собирать мне особо нечего. Мой телефон и сумочка у Медведевых. Даже одежды у меня своей нет! Я быстро натянула сухие трико Михаила. Взяла его же футболку из шкафа и теперь стою около двери, взволнованно переминаясь с ноги на ногу!
Жутко переживаю, о чём они там говорят! Решается моя судьба, поэтому не могу остаться в стороне. Аккуратно выхожу ближе к лестнице и прячусь за выступ стены, чтобы получше расслышать их разговор…
— Палыч, да ты совсем сдурел?! — слышу бешенный голос Саши. — Какая ещё девственница? Она зашитая! Я же говорю тебе: зашитая шлюха!
По телу прокатывают крупные мурашки. Что это значит? Зашитая? Как это?
— Саша! — голос доктора звенит от праведной ярости. — Тебе ещё раз по башке треснуть? Одного раза мало было?! Хочешь, я тебя ещё ремнём по жопе отхожу? Отца-то нет у вас, некому уму-разуму научить! Говорю тебе как врач с сорокалетним стажем! Девушка невинна! Уж поверь я работу хирургов от естественной физиологии отличить смогу!
— Но… — встревает Михаил, но доктор тут же его осекает:
— Не знаю, кто вам такой лапши на уши навешал, и знать не хочу! Вы себе на реальный срок уже заработали, идиоты! Если она к вашим коллегам, в ментовку пойдёт и заяву на вас придурков накатает, вам лет по десять дадут на каждого! Изнасилование и похищение! Это не шутки, мать вашу, мне ли вам объяснять! И знаете что? Если меня как свидетеля вызовут, я всё подтвержу!
— Палыч, ты совсем охуел?!
— А вы двое не охуели? Всё ещё не верите? Вы девчонке жизнь разрушили! У неё жених есть, между прочим! Она плачет там, просит отпустить, а вы над ней издеваетесь! Стыд с срам! Хорошо, ваш отец не дожил до этого позора!
Доктор замолкает, и дом погружается в звенящую тишину.
Боюсь представить их лица. Да и меня саму печёт! Щёки словно кипятком ошпарили!
Нервно выдыхаю,
— В общем, так, — хмыкает Алексей Павлович. — Я её забираю. Поедет со мной. А вас рядом с ней я чтобы не видел! Вещи мне её отдайте!
— Палыч… — голос Миши звучит растеряно. — Мы же не знали, мы думали, что…
— Проститутка? Да вы хоть раз таких проституток видели в жизни? С первого взгляда ясно, что она ребёнок ещё!
— Но… таблетки, и фамилия её в базе…
— Ну, значит, подставил кто-то вашу девчонку! — злится Алексей Павлович. — Вы бы лучше виновного искали, чем над невинной девочкой издеваться!
— Мы…
— Уроды вы! — снова возмущается он. — Не звоните мне больше! Я знать вас не желаю! Вещи её! Эта сумка? Больше ничего? Маша!
Слышу своё имя, и вздрагиваю.
— Маша, спускайся, мы уезжаем!
Ноги почти не гнутся. Я вся дико дрожу, боясь спуститься вниз… Жутко боюсь встретиться с Медведевыми лицом к лицу.
Делаю над собой усилие, вытирая мокрые щёки.
Шагаю вниз по лестнице вниз, сжимая перила побелевшими от напряжения пальцами.
Глаза поднять не могу. Сама не знаю, почему. Вроде бы, правда на моей стороне, но… отчего-то всё равно чувствую себя виноватой во всём произошедшем почти наравне с Медведевыми. Конечно, я тут не по своей воле, но… я, ведь, отзывалась на их ласки. Не могу врать себе. Я отзывалась. И это, пожалуй, хуже всего.
После того, что случилось между нами, я уже никогда не буду прежней. Никогда не смогу посмотреть в глаза Жоре с чистой совестью. Никогда себя не прощу…
В зловещей тишине прохожу по просторной гостиной.
Смотрю себе под ноги, взгляд поднять так и не решаюсь.
— Иди, Мария, к выходу. Иди, не бойся, — голос Алексея Павловича мягкий и добрый. От его звука волны самосожаления накатывают ещё сильнее, и слёзы снова начинают струиться по щекам.
В любой момент ожидаю, что Медведевы преградят мне дорогу, не пустят, но…
Кажется, они сейчас в таком шоке, что не знают, что предпринять.
— Маша… — голос Миши режет по живому. — Маш, постой…
Слышу позади быстрые шаги и вздрагиваю, ощущая спиной его энергетику.
Повернуться сложно, словно меня к полу прибили…
— Маша… — его ладонь касается плеча, и я начинаю дрожать всем телом.
Поднимаю на него глаза, и…
— Маш… прости…
Его тёмные глаза покраснели. Миша выглядит ошеломлённым и… очень потерянным.
Сердце как-то неприятно съёживается от его пронзительного взгляда, и…
— Ишь какой! Прости! — ехидно замечает Алексей Павлович. — У бога прощения ищи! А девочке душевный покой теперь нужен! А-ну! Уйди с дороги!
Потом он берёт меня за локоть и, применив мягкую силу, выводит из дома.
Глава 48
Маша
В ушах как-то странно, неприятно шумит. Я почти не слышу льющуюся из динамика старой иномарки попсовую мелодию. Ошарашенный мозг успевает выхватывать лишь отдельные слова. Что-то про любовь до гроба и верность обещаниям.