Машина памяти
Шрифт:
Квартира у нее старая, с газовой колонкой. В крохотной кухоньке с закопченным потолком уникальные трехногие табуреты. И холодильник «Бирюса».
Узкая, словно интеллигентская прослойка, прихожая (там псевдоантикварный рогатый телефон!); две комнаты — они не просторнее спичечных коробков. В одну Диана меня вчера не пустила. Сказала, что это ее мастерская. Перед моим приходом она убрала все кисточки и краски. Я изъявил желание посмотреть ее картины. «Полработы дуракам не показывают», — сказала она.
— Я
— Ты слишком умный, — усмехнулась она, — начнешь задавать слишком много умных вопросов. А я сейчас не хочу на них отвечать.
— Я не стану ничего спрашивать!
— Тот, кто так говорит, потом обычно задрачивает вопросами…
«Не хочешь, и ладно. Невелика потеря», — думал я.
Пение стихло, шум воды прекратился.
— Кофе будешь? — Диана выходит из душа, завернутая в полотенце, капельки воды поблескивают на татуировке. — Тогда не корчи из себя Ленина в мавзолее: вставай и иди!
Я потягиваюсь, зеваю, отбрасываю одеяло. Встаю.
— Привет! — привлекаю ее к себе.
— Умойся сначала, дорогой! Привет! Ты свою харю спросонья в зеркале видел?
Мы с ней вальсируем и натыкаемся в итоге на тумбочку с телефоном.
— Клевый у тебя телефон! Удобный. Спутниковый? Где стянула?
— Это секрет!
— Ясно, — говорю я, шагнув в прихожую. — Провода даже не подсоединены…
— Здесь особый тип связи, — говорит Диана, отбрасывая полотенце. — И отвернись, а то глаза вывалятся.
Я послушно отворачиваюсь, рассматриваю диск телефонного аппарата.
Ничего уникального…
— И побрейся! Исколол меня всю…
Тяну дверь ванной и едва не падаю на скользком кафельном полу.
Вытираю запотевшее зеркало. Отражается несколько помятый юноша. Обритый наголо череп, глубоко посаженные глаза, пародия на щетину. Нормальная харя! Не лишенная симпатичности, я бы сказал.
Ой, дурак ты Кит, ой дурак!
— Дай полотенце, любимая…
Быстро принимаю душ. Бреюсь и, благоухающий бальзамом после бритья, в банном халате, устремляюсь пить кофе.
Диана размолола зерна очень тонко, как для турецкого. Вскипятила в маленьком медном горшочке литр воды (естественно не из-под крана), добавила десять столовых ложек кофе (две с половиной на чашку), восемь ложек сахара, медленно размешала. Настояла в течение пяти минут, отфильтровала через металлическое ситечко. Добавила гвоздичного молока.
Мягкий, но чрезвычайно крепкий кофе.
За завтраком (я налепил бутербродов с сыром и колбасой и выудил из холодильника заботливо припасенную коробку апельсинового сока) я спросил, как она зарабатывает на жизнь: рисованием или нет?
Диана поведала, что как художник она на данный момент малоизвестна, хотя у нее и было две выставки. Сказала, что создает сайты.
— Диан, а сколько тебе лет?
— Девяносто восемь.
— Скажи.
— Неприличный вопрос. Семнадцать.
Я поперхнулся.
— Ты учишься? — спрашиваю я, параллельно поздравляя себя с тем, что встречаюсь с несовершеннолетней.
— Как тебе сказать… мои думают, что да, что я учусь в колледже…
— Они не в Алексееве живут?
— Нет. В другом городе.
— Ты фрилэнсер, значит? Так же несерьезно, как журналист-внештатник…
— Несерьезно, конечно. Но зарабатывать деньги можно и несерьезными методами, — Диана улыбается. — Да и родители не так гнобят — потому что денег у них не беру.
— Обалдеть! Станешь моей женой?
— Ты уже начал строить планы на будущее?
— Это плохо?
— Это смешно.
— Что смешного?!
— Отвянь.
— Я тебе не нравлюсь?
— Да нет. Нравишься.
— Тогда в чем проблема?
— Не шути так. Ты меня совсем не знаешь…
19
Тайм-аут!
Прекратим ненадолго бешеную гонку повествования. Переведем дух.
…Да, бывает, я начинаю строить радужные планы на будущее. Мечтаю. Иногда я думаю, что будет, если все мои мечты исполнятся? То, о чем предупреждал Оскар Уайльд. И что будет, если я обзаведусь всеми теми вещами, с которыми ошибочно связывают счастье? Квартирой-студией или целым особняком с подъездом для карет; собственной каретой, которую люди станут провожать завистливыми взглядами; модной одеждой и обувью ручной работы? Что дальше? Ну, получу, скажем, общественное признание, диплом, алмазный орден с подвязкой, нобелевку какую-нибудь! Что дальше? Женюсь на прекрасной женщине, нарожаю детей и буду заниматься только любимым делом! И?
Разочарование наступит. Оно всегда наступает и давит тебя. Без потерь нет смысла в победах. Это да. Но однажды и победы перестают волновать…
Кажется, я понимаю, почему человек не живет вечно.
Следующие пять дней я был счастлив. Вы можете скептически усмехнуться, но это так. Я не связываю счастье с чем-то или кем-то: оно само по себе. Летает над крышами и, бывает, навещает кого-то из нас. В тот раз счастье навестило меня. На пять дней.
Счастье одинаково. Расписывать его?
А вам это надо? А, главное, мне это надо?
На работу я не вышел, сказался больным. Грипп свирепствовал в городе — отмазка прокатила. Институт был пущен по бороде. Родителям я соврал, что берусь за ум. Позвонила хозяйка моей съемной хатки и пыталась испортить настроение: освободи, говорит, в течение двух недель жилплощадь! Да плевать я на нее хотел с высокой колокольни. Освобожу. Только оставьте меня в покое на эти выходные, вы мне надоели. Звонил Игорян, я сказал ему, что встретил девушку с зеленой свастикой на плече и хочу быть с ней.