Машина пробуждения
Шрифт:
И вновь женщина словно бы прочла его мысли.
– Одним прекрасным днем я обнаружила у своего порога Шекспира. Он охоч был до шлюх, этот ваш потрясатель копьем[19]. Я окучивала его, пока он не согласился написать про меня. Представляешь, он так и не забросил своего пера. Полагаю, и не смог бы, даже если бы захотел. Уильям сказал, что включит меня в свои пьесы как минимум дважды; клялся, что прежде никогда не встречался лично ни с одним прообразом своих исторических трудов, а я наслаждалась возможностью всецело просветить его относительно своей сути и талантов. Уверена, его раболепные старания угодить опишут меня в куда
– Поверить не могу. – Впрочем, это уже было совсем не так. Так неужели?
– Уж лучше поверь, братец. Знаешь, наш народ поднялся и завоевал целые миры. Нет колыбели лучше, чем та, в которой нас качала Гея, ибо в наших песках созревают сладчайшие из фруктов.
Купер вдруг понял, что, как бывшая обитательница Земли, сколько бы времени с тех пор ни прошло и сколько бы миров она не сменила, Тея испытывает к нему родственные чувства. Связывало ли нечто подобное выходцев с других планет? Неужели он только что вступил в такой неправдоподобно эксклюзивный клуб? Их с этой женщиной объединяло что-то столь вечное, что он был просто шокирован. Она была знаменита, подлинная звезда, родившаяся и умершая за две тысячи лет до него, и все же Леди до сих пор была готова принять его за земляка. Или даже ближе – она назвала его братом. И не имело значения, что она, как он понимал, являлась последним подлинным фараоном Египта, а Купер – всего-то чересчур образованным широкоплечим американцем с пустой заносчивостью и полным отсутствием навыков выживания.
Она подошла ближе, и ароматы цветов и яда стали сильнее.
– И все же ты не ответил на мой вопрос, хотя, быть может, я и задала его слишком рано: как у тебя обстоят дела с верой, дитя Рима? – Кончики ее пальцев выбивали ритм на его предплечье.
Купер потряс головой и заставил себя принять сидячее положение, наплевав на наготу и причинявшие боль ссадины. Ему хотелось, чтобы ответ прозвучал достойно:
– Не думаю, что местные всерьез отличаются от тех людей, которых мы знавали дома. Я уверен, что потребность в чем-то… большем… универсальна. Вот только не могу себе представить – учитывая масштабы всех этих миров и наших жизней – бога достаточно могущественного, чтобы уследить за всем. Что значит Христос, когда речь заходит о чем-то столь грандиозном? – Он показал на окно, где два похожих, словно близнецы, лазурных солнца поднимались над горизонтом, окрашивая небосвод в оттенки бегущей воды.
– Он был куда более милым человеком, чем ты себе представляешь. Мы, те, кто утверждал, будто является детьми богов, редко бывали настолько добры к людям. – Тея расхохоталась, и Куперу вдруг померещилось, что ее окутывает тонкая аура страха – постоянный подземный поток, струящийся под поверхностью ее слов. Не требовалось быть студентом исторических наук, чтобы понимать: она строит планы внутри планов. – Или ты ожидал, что я скажу: «Он был просто воплощением сострадания»? Должна признаться, я не очень-то много внимания уделяю тем, кто идет по моим стопам. Был ли он всепрощающим? Так ведь и я тоже когда-то являла собой воплощение бога на Земле. Я была самим солнцем, Купер, и если уж сравнивать меня с Иешуа из земли Ханаанской, то мой финал был ничуть не менее горестным.
Ее плечо дернулось, высвобождая руку из платья и обнажая одну тяжелую грудь. Плоть пятнала, подобно татуировке, вереница колотых ранок – не одна пара, но многие и многие, словно Тея накачивала плоть ядом, пока та не была готова взорваться.
– Мои
– А разве, – внезапно озарило Купера, – эти шрамы не должны были исчезнуть, когда ты умерла? Или это новые?
Она вновь улыбнулась, на сей раз – озадаченно. Купер подумал: а бывало ли так, чтобы эта женщина проигрывала? Она ведь ухитрилась превратить в триумф даже собственное самоубийство.
– Ты наконец-то начал задавать умные вопросы, невинная ты моя душа! И, быть может, тебе удастся пережить грядущие испытания. Именно так все и должно быть. Так и случилось. И уже случалось неоднократно в десятках десятков сфер. Мое путешествие было не столь уж прекрасным, как тебе, Купер, может показаться. Многие из своих жизней я провела в тумане саморазрушения, упиваясь своей утратой, и в пути нашла змей куда более редких, нежели та, чей поцелуй, как я когда-то думала, станет для меня последним.
Благодаря их поцелуям я стала чем-то большим, чем просто женщиной, а в чем-то – меньшим. Я не могу ни умереть, ни Умереть, как не могу и покинуть это место. Яд проник в меня слишком глубоко, и теперь я прикована к сему городу столь же надежно, как и все остальные его шлюхи.
Купер не мог представить эту женщину, чью личность он только начал принимать, в качестве проститутки. Впрочем, мог ли он представить ее хоть в какой-то роли? Две ли стороны у монеты или только одна? Вокруг Леди, словно вуаль на сквозняке, трепетала тень старательно подавляемого страха.
– Улицы Неоглашенграда таят много всего странного, – увела она разговор от темы Истинной Смерти. Купер подумал, что если постарается и раскроет свой разум, то ощутит страх всех этих людей… целое море… и, быть может, захлебнется в нем. – Тебе известно про карточную игру, в которую нельзя выиграть?
– «Три шлюхи»? Да, Эшер предостерегал меня.
– Тогда, – кивнула Тея, – тебе должно быть известно и про три разновидности куртизанок, работающих в борделях Неоглашенграда?
Купер нахмурился и покачал головой.
– Их три? Этого я не знал. Мне известно только про кровавых шлюх – я хотел сказать, проституток жизни, ну или как там еще называют себя те, что умирают и оживают. Видел одну такую в Неподобии. Я… полагаю, я слышал ее страх. Скребущий шелест в моей голове. Она почти свихнулась от всего этого. Та еще штучка…
– Да. Штучка, пожалуй, наиболее близкое слово. – В голосе Клеопатры прозвучала горечь. – Проститутки жизни – это люди, превратившиеся практически в движимое имущество. Здесь, в Ля Джокондетт, мои братья и сестры сохранили в себе чуть больше человеческого, но мы точно так же заточены.
– Но если ты не проститутка жизни, тогда чем ты… занимаешься? – Он не смог придумать, как менее неловко задать этот вопрос.
– Если позволишь, Купер, я продемонстрирую тебе таланты, которыми мы с сестрами обладаем. Люди нашего города приходят к нам скорее за эмоциональной разрядкой, нежели за плотскими удовольствиями, хотя и те составляют часть нашей работы. Но мы с коллегами, как понимаешь, занимаемся не только разговорами. Яд в наших в венах наделяет клиентов даром прорицания, разворачивает перед их взором видения, раскрывает им запретные знания. Облегчение, которое мы даем, заключено не в благословении плоти, но в блаженстве судьбы. Я пробужу и твой собственный секрет, а затем поднесу зеркало к твоим раскрытым глазам.