Машина ужаса(Фантастические произведения)
Шрифт:
Но, когда он явился около одиннадцати утра, хозяйка, подозрительно оглядев Юрия и что-то ворча себе под нос, сказала, что мисс Дорсей вышла вчера вечером из дому и до сих пор не возвращалась.
Обеспокоенный, Юрий бросился по полицейским постам. Но после бесплодных поисков вернулся домой и, в присутствии полицейского комиссара и хозяйки, открыл комнату. Здесь все имело такой вид, как будто ее обитательница ушла на несколько минут с тем, чтобы сейчас же вернуться. На столе, рядом с недопитым стаканом чая, лежала раскрытая книга, а на ней букетик полузавядших нарциссов — букет, накануне купленный для нее Юрием.
Все в комнате было в порядке; не было ни записки, ни чего- либо, указывающего на преднамеренный уход.
Полицейский комиссар покачал головой.
— Если это не симуляция, то похоже на преступление.
Юрий бросился на розыски.
Он заявил в сыскную полицию, где его уверили, что завтра же мисс будет найдена «живой или мертвой», за что Юрий обозвал блюстителей порядка идиотами, но, к счастью для себя, снова по- русски. С тех пор прошло полторы суток, и дело не двинулось ни на шаг.
Я был поставлен в тупик. Через несколько дней партия должна была отправиться в Россию.
Юрий об отъезде не хотел и слушать. Мне бросить его в таком положении было немыслимо, но и оставаться здесь на неопределенное время я не мог.
Во всяком случае я заявил нашему патрону, что мы с Моревым вынуждены несколько задержаться, на что он и согласился, хотя с кислой миной.
Начались наши мытарства. Я не стану перечислять всех наших попыток, розысков, возни с сыщиками, и частными и полицейскими.
Начинало все больше выясняться, что предприятие наше безнадежно. Во время выборной кампании, в дикой сутолоке огромного города, среди этого разноязычного, разноплеменного Вавилона, искать человека было все равно, что иголку в стоге сена. Это начинали признавать и представители власти.
— Я знаю, чьих рук это дело, — твердил Юрий, и я догадывался, о ком он думает. Его предположение было очень похоже на правду. Но и оно не подвинуло нас ни на шаг вперед. Мы съездили в Питтсбург: Джозеф Эликотт был еще здесь, очевидно ожидая конца выборов. Но узнать нам ничего не удалось. Мы вернулись в Филадельфию и возобновили поиски. После бесчисленных расспросов и метаний мы наткнулись на женщину из булочной на углу, вспомнившую, что в этот вечер она видела на тихой обычно улице быстро промчавшийся закрытый автомобиль. Это было все, что удалось узнать, но это не давало ровно ничего в руки; этот автомобиль мог не иметь ничего общего с исчезновением мисс Margaret.
В эти печальные сутолочные дни я получил телеграмму от Сергея Павловича:
«Что случилось? Психограф дал резкие колебания».
Юрий досадливо отмахнулся рукой, как от назойливой мухи, прочтя короткую строчку. А я уверовал до конца в истинность этого удивительного создания человеческой мысли, неукоснительного и неподкупного свидетеля и соглядатая, ведущего за тысячи верст свою немую и бесстрастную запись. Сказка стала былью. Розовый куст завял, возвещая о несчастий принца.
Вечером на следующий день мы сошлись снова в нашей комнатке после бесплодных поисков. Все средства были исчерпаны. Сыщики признавались в своем бессилии. Дальнейшие попытки были бесполезны.
Особенно, если действующим лицом в этой драме был Джозеф Эликотт, то следы заметались не только хитростью, но и золотом, а последнее было сильнее первого.
Мы долго сидели молча в потемках, погруженные, в свои мысли, не решаясь признаться в поражении. Вдали шумел громадный город, и грохот его казался отголоском космического моря. И мы в нем были словно выброшенные на пустынный остров пловцы, с разбитого корабля, одинокие и растерянные.
— Юрий Павлович, — сказал я наконец, — надо ехать, голубчик. Дело проиграно, надо иметь мужество в этом сознаться. Найти человека в этой человеческой пустыне немыслимо, и, если вы правы в предположении относительно виновника, то тем более мы бессильны, и все наши попытки обречены на неудачу. Что делать, родной? Конечно, это тяжело, это ужасно, но это неизбежно. Мы проиграли… Надо ехать…
Юрий молчал несколько минут. Потом из темноты раздался его сдержанно-взволнованный голос, в котором была нечеловеческая боль и бесповоротность принятого решения.
— Я остаюсь. Спасибо вам, Дмитрий Дмитриевич, за помощь, за ваше сочувствие, за все, что вы сделали для меня. Вам здесь больше делать нечего; вы сделали все возможное. Я остаюсь. Я начну борьбу один. Я вырву ее из рук этого золотого мешка. Я вернусь с нею или не вернусь вовсе.
Спорить, убеждать его было бесполезно. Я молча пожал ему руку.
Через три дня огромный пароход, который должен был увезти меня в Европу, осторожно поворачивался, выбираясь потихоньку из сутолоки гудевшего, грохотавшего и вопившего порта, напоминая дрессированного слона, идущего между наставленной на пути его стеклянной посудой.
На пристани стоял Морев, осунувшийся, молчаливый и махал мне шляпой.
Глава IX
Таинственное радио
Дома, после первой встречи и рассказов о своем интимном, жена заговорила о Юрии. На меня посыпался град упреков. Мы вели себя как идиоты. Мы вместо того, чтобы заниматься делом, заводили какие-то сумасшедшие экзотические романы.
Я не возражал; тем более, что атака эта не была для меня неожиданной. Однако заключение этого словоизвержения меня озадачило.
— И что за наивность в конце концов — поверить искренно в какую-то драму с похищением в стиле «Тысячи и одной ночи»! И где же? В самом сердце промышленной Америки! И это чуть не в середине XX века. Воображаю, как ваша прекрасная креолка хохочет над вами вместе со своим миллиардером!
Это была совершенно новая точка зрения и притом не совсем невероятная. Я долго думал потом над нею, взвешивая все за и против. В конце концов я признал ее несостоятельной. Прежде всего я не видел в ней смысла: мисс Margaret была свободным человеком, — свободным и достаточно самостоятельным, чтобы поступать так, как ей заблагорассудится, а затем для такой симуляции надо было разыграть комедию, на которую я решительно не считал ее способной.
Через несколько дней я узнал, почему атака жены была такой стремительной, а слова звучали раздражением и разочарованием. На приятеля моего уже имелись виды, и немедленно после возвращения он должен был подвергнуться правильной осаде. Узнал я и о намеченной для него женою подруге жизни. Это была одна из наших давнишних знакомых, пухленькое румяное голубоглазое и светловолосое существо с куриными мозгами, добродетельное, как сама святая Цецилия, и скучное, как все добродетели, вместе взятые. Я сравнил ее с мисс Дорсей, внутренно содрогнулся и мысленно поздравил Юрия с избавлением от опасности.