Машина времени (сборник)
Шрифт:
Новейший ускоритель
Если уж кому случилось искать булавку, а вместо нее найти золотой, так это моему приятелю профессору Гибберну. Мне и раньше приходилось слышать, что многие исследователи попадали гораздо выше, чем целились, но такого, как с профессором Гибберном, еще ни с кем не бывало. Можно смело, без преувеличения, сказать, что на этот раз его открытие произведет полный переворот в нашей жизни. А между тем Гибберн хотел создать всего лишь какое-нибудь тонизирующее средство, которое помогло бы апатичным людям поспевать за нашим беспокойным веком. Я сам уже не раз принимал этот препарат и теперь просто опишу его действие на мой организм – так будет лучше всего. Из дальнейшего
Мы с профессором Гибберном, как известно многим, соседи по Фолкстону. Если память меня не подводит, несколько его портретов – и в молодости, и в зрелом возрасте – были помещены в журнале «Стрэнд», кажется, в одном из последних номеров за 1899 год. Установить это точно я не могу, потому что кто-то взял у меня этот номер и до сих пор не вернул. Но читатель, вероятно, помнит высокий лоб и на редкость длинные черные брови Гибберна, которые придают его лицу нечто мефистофельское.
Профессор Гибберн живет на Аппер-Сэндгейт-роуд, в одном из тех прелестных особнячков, которые так оживляют западную часть этой улицы. Крыша у домика Гибберна островерхая, во фламандском стиле, портик мавританский, а маленький кабинет профессора смотрит на улицу большим фонарем в форме готического стрельчатого окна. В этой комнатке мы проводим вечерок за трубкой и беседой, когда я прихожу к нему. Гибберн – большой шутник, но от него можно услышать не только шутку. Он часто рассказывает мне о своих занятиях, так как общение и беседы с людьми служат ему стимулом для работы, и поэтому у меня была возможность шаг за шагом проследить создание «Новейшего ускорителя».
Разумеется, большую часть опытов Гибберн производил не в Фолкстоне, а на Гауэр-стрит, в новой, прекрасно оборудованной больничной лаборатории, где он первый и обосновался.
Как известно, если не всем, то уж образованным-то людям во всяком случае, Гибберн прославился среди физиологов своими работами по изучению действия медикаментов на нервную систему. Там, где дело касается различных наркотических, снотворных и анестезирующих средств, ему, говорят, нет равных. Его авторитет как химика тоже велик, и в непроходимых джунглях загадок, окружающих клетки нервных узлов и осевые волокна, есть расчищенные им маленькие просветы и прогалины, недостижимые для нас до тех пор, пока он не сочтет нужным опубликовать результаты своих изысканий в этой области.
В последние годы, еще до открытия «Новейшего ускорителя», Гибберн много и весьма плодотворно работал над тонизирующими медикаментами. Благодаря ему медицина обогатилась по меньшей мере тремя абсолютно надежными препаратами, значение которых во врачебной практике огромно. Препарат под названием «Сироп “Б” д-ра Гибберна» сохранил больше человеческих жизней, чем любая спасательная лодка на всем нашем побережье.
– Но такие пустяки меня совершенно не удовлетворяют, – сказал он мне однажды около года назад. – Все эти препараты либо подхлестывают нервные центры, не влияя на самые нервы, либо попросту увеличивают наши силы путем понижения нервной проводимости. Они дают лишь местный и очень неравномерный эффект. Одни усиливают деятельность сердца и внутренних органов, но притупляют мозг; другие действуют на мозг подобно шампанскому, никак не влияя на солнечное сплетение. А я добиваюсь – и добьюсь, вот увидите! – такого средства, которое встряхнет вас всего с головы до пят и увеличит ваши силы в два… даже в три раза против нормы. Да! Вот чего я ищу!
– Это подействует на организм изнуряюще, – заметил я.
– Безусловно! Но есть вы будете тоже в два-три раза больше. Подумайте только, о чем я говорю! Представьте себе пузырек… ну, допустим, такой. – Он взял со стола зеленый флакон и стал постукивать им по столу в такт своим словам. – В этом бесценном пузырьке заключена
– Неужели это достижимо?
– Надеюсь, да. А если нет, значит, у меня целый год пропал даром. Различные препараты гипофосфатов показывают, что нечто подобное… Впрочем, пусть подействует только в полтора раза – и то хорошо!
– И то хорошо! – согласился я.
– Возьмем для примера какого-нибудь государственного деятеля. У него множество обязанностей, срочные дела, и со всем этим никак не справиться.
– Пусть напоит вашим снадобьем своего секретаря.
– И выиграет времени вдвое. Или возьмите себя. Положим, вам надо закончить книгу…
– Обычно я проклинаю тот день, когда начал ее.
– Или вы врач. Заняты по горло, а вам надо сесть и обдумать диагноз. Или адвокат. Или готовитесь к экзаменам…
– Да с таких по гинее за каждую каплю вашего препарата! – воскликнул я. – Если не дороже!
– Или, например, дуэль, – продолжал Гибберн. – Когда все зависит от того, кто первый спустит курок.
– Или фехтование, – подхватил я.
– Если мне удастся сделать этот препарат универсальным, – оживленно продолжал Гибберн, – вреда от него не будет никакого, разве что он на самую малость приблизит вас к старости. Но зато жизнь ваша вместит вдвое больше по сравнению с другими, так как вы…
– А все же на дуэли будет, пожалуй, нечестно… – в раздумье произнес я.
– Это уж как решат секунданты, – заявил Гибберн.
Но я снова вернулся к исходной точке нашей беседы.
– И вы уверены, что такой препарат можно изобрести?
– Совершенно уверен. – Гибберн выглянул в окно, так как в эту минуту мимо дома что-то пронеслось с грохотом. – Вот изобрели же автомобиль! Собственно говоря… – Он умолк и, многозначительно улыбнувшись, постучал по столу зеленым пузырьком. – Собственно говоря, я такой состав знаю… Кое-что уже сделано…
По той нервной усмешке, с какой Гибберн произнес эти слова, я понял всю важность его признания. О своих опытах он заговаривал только тогда, когда они близились к концу.
– И может быть… может быть, мой препарат будет ускорять даже больше, чем вдвое.
– Это грандиозно, – сказал я не очень уверенно.
– Да, грандиозно.
Но мне кажется, тогда Гибберн и сам еще не понимал всей грандиозности своего открытия.
Помню, мы несколько раз возвращались к этому разговору. И Гибберн всегда говорил о «Новейшем ускорителе» – так он назвал свой препарат – все с большей уверенностью. Иногда он начинал беспокоиться, не вызовет ли его «Ускоритель» каких-либо непредвиденных физиологических последствий; потом вдруг с нескрываемым корыстолюбием принимался обсуждать со мной коммерческую сторону дела.
– Это – открытие! – восклицал Гибберн. – Великое открытие! Я дам миру нечто замечательное и вправе рассчитывать на приличную мзду. Высоты науки своим чередом, но, по-моему, мне должны предоставить монополию на мой препарат хотя бы лет на десять. В конце концов, почему все лучшее от жизни должны получать какие-то колбасники!
Мой интерес к новому изобретению Гибберна не ослабевал. Я всегда отличался склонностью к метафизике. Меня увлекали парадоксы времени и пространства, и теперь я начинал верить, что Гибберн готовит нам не больше и не меньше, как абсолютное ускорение нашей жизни. Представим себе человека, регулярно пользующегося этим препаратом: дни его будут насыщены до предела, но к одиннадцати годам он достигнет зрелости, в двадцать пять станет пожилым, а в тридцать уже ступит на путь к дряхлости. Следовательно, думал я, Гибберн сделает со своими пациентами то же самое, что делает природа с евреями и обитателями стран Востока: ведь в тринадцать-четырнадцать лет они совсем взрослые люди, к пятидесяти старики, а мыслят и действуют быстрее нашего.