Машка, или Ключи от счастья
Шрифт:
Юля развернулась к молчаливо попивающей чай Маше.
— Машка, его, что в лифте сегодня прищемило?
Машка, улыбнувшись, подвинула ей печенье и отвернулась. Мол, меня не трогайте артисты.
Кирилл, круто развернув, опять вернулся к теме празднования нового года.
— Чего злишься-то, подумай сама: ребёнок чужих не признаёт, от бабушки отвык, редко видит. Опять же обревётся, для него это опасно. Нагуляемся ещё, какие наши годы.
Но Юльку так просто не разоружить. Она темпераментно принялась убеждать:
— Годы ветер обгоняют.
Таран скосил глаз на Машу и отхлебнул из чашки со вздохом напомнил Юлиане:
— Молодая же девчонка, у неё своя жизнь. Что ж мы её обворовывать будем.
Поняв наконец бестолковость разговора, она отодвинула чашку и развернулась к подруге:
— Маша, я вроде, как бы, к тебе пришла, а разговариваю с продвинутым во всех вопросах Тараном. Ты, может, скажешь хоть что-то.
Машка махнула рукой, мол, разговаривайте себе дальше, главное меня не впутывайте в свои баталии.
— Понятно. Значит, ресторан накрывается. Придём с Максом к вам.
О! Этого ещё не хватало! У него были намётки провести его вдвоём нагишом, на полу и при свечах. Сказка! Чтоб она сбылась он с ходу принялся отбивать атаку:
— Зачем такие жертвы, — ухмыльнулся Таран. — Вы можете пока себе позволить вольный полёт. Летайте…
Но Юлиана упёрлась и сказка растаяла прямо на глазах.
— Без подруги никуда, — заявила она. — Я каждый Новый год с ней провожу. Думала, опять в клуб пойдём или на худой конец в ресторан.
Таран надеясь ещё на чудо проворчал:
— Чего тебе дома с Максом вдвоём не сидится?
Юлька мечтательно возвела глаза к освещённому люстрой потолку и выдала своё видение предмета:
— Там головокружительные новогодние маскарады. А, чтоб ты понимал.
— Где мне.
— Таран, помнишь, как ты нам два года назад там пел…, а впрочем, ты нам и дома споёшь. Ну, а ты что Машенция, притихла? Не поддерживаешь подругу?
Он бросил умоляющий взгляд на Машу.
— Юля, Кирюша прав, — встряла Маша в их покусывания друг друга.
— О, заговорила. Что тебя задело правильностью из той кучи, из которой он мне только что натрепал, — воскликнула она.
Маша повторила ей то, что сказал уже Таран.
— Вы идите себе с Максимом, пользуйтесь свободой, пока детей нет.
И тут Юлька взревела, как раненный зверь:
— Да, на жирафа она сдалась свобода та. Макс будет рядом. Ты со мной. Это ли не счастье. Свобода нужна тем, кто за решёткой мается, шоколадка моя. Во всём остальном это глупость и враньё. Ведь вот когда нас носит на своих крыльях любовь, мы счастливы. Да, счастливы и именно оттого, что влезаем в кабалу, теряя независимость и свободу. Стараясь отдать любимому, как можно больше и даже своё я, не требуя за это ничего взамен. Не спорю, есть женщины, которые считают, что свою свободу отдавать нельзя. Своё я, терять ошибка. Наверное, это тоже в каких-то случаях оправдано и правильно. Но только это уже не любовь. Кто-то сказал, не помню, что свобода спасёт любовь. Чушь. Свобода может спасти только секс, а это не одно и тоже.
— Чего это тебя красотка, на такую убойную тему потянуло? — поставил перед ней кофе Таран. — Может коньячку туда плеснуть. Ты не за рулём?
— Замуж желаю. А Максим не предлагает. Сколько ещё прятаться. Я такого карапуза, как у Машки хочу. Чтоб Макс ворчал, расхаживая в домашнем костюме и тапочках по квартире. Он молчит и молчит, а ты тут ещё… — Расплакалась она.
Кирилл тупо смотрел на неё. Вот уж он не ожидал какой нарыв проткнул.
— О, о, — только и смог протянуть Таран, шлёпнувшись на стул. — "всё смешалось в доме Оболонских…"
Маша внимательно посмотрела на подругу, а потом перевела взгляд на Тарана и мягко попросила:
— Кирюша, идите-ка с Пашкой поколдуйте над ёлкой, а то мы к рождеству её только осилим и то, если крупно повезёт. Так и будет лежать сосновый ворох на полу.
Так выпроводила решительно Маша оторопевшего Кирилла из кухни в гостиную.
— Что за лебединое озеро ты себе намалевала, — зашипела она, на Юльку дождавшись ухода Тарана. — Сама как гусыня, напыжилась, ему и не подступиться к тебе, а теперь ещё ждёт у моря погоды. Скажи ему об этом или останься и всё. А вообще-то, надо учиться понимать и уважать друг друга.
— Стандартные слова, а остаться… не могу-у, — плакала подруга. — Самой вешаться к нему на шею, ломать ему жизнь не по мне. И без него не могу.
Маша трахнула ладонью по столу.
— Бим, бом, загорелся Кошкин дом. Иногда мне кажется наш трагизм в том, что разучились любить. Понимать эту самую любовь. Принимать её и отдавать самому. Мне, кажется, он боится поссорить тебя с твоими родителями и сделать несчастной. Ты привыкла к роскоши, а он не может дать тебе этого. Ему, наверное, еле хватает получки оплачивать счета твоих обедов, ресторанов, клубов и всевозможных поездок.
Юля со всем жаром, пылом оправдывалась.
— Он ничего не говорил и потом мне ничего этого не надо. Я готова стоять у плиты, мыть полы в его квартире, стирать лишь бы он был рядом, — ревела она, размазывая дорогую косметику по несчастному лицу.
— Господи, на кого ты похожа, иди, умойся, — всплеснула руками Маша, выталкивая её в ванную комнату. — Нечего ныть скажи ему об этом.
— О чём? — хныкала подруга плескаясь под краном.
А Маша приткнувшись к косяку ей выговаривала:
— О квартире, что век о его отдельных метрах мечтала, что любишь печь пироги, а без стирки его носков жизни себе дальнейшей не представляешь. И перестань таскать его по дорогим развлекательным точкам.
А та промокая полотенцем лицо ныла:
— Маш, почему у тебя всё так просто. Прилип к сапогу, влюбилась в ту рожу. Позвал, всё бросила, помчала с ним на край света. Забеременела, родила. Припёрся, приняла.
— Я живу жизнью обыкновенной бабы, а ты фигнюльки.
— Чего, чего? — не поняла подруга.