Маска: история Меллисы де Бриз
Шрифт:
Поэтому, двигаясь по большому кольцу, цирк Кальяро сначала въезжал с юга в Париж, желательно под Рождество; потом направлялся в сторону Швейцарии, навещая по пути весенние ярмарки; потом, держа курс дальше на юг, колесил по Италии, где любой большой город — столица, что крайне удобно! И после карнавалов в Генуе и Венеции, осенью снова попадал на юг Франции, держа путь на Париж. У всех больших бродячих театров и цирков свои маршруты. И если конкурирующие труппы и проезжают по одним и тем же районам, то в разное время.
Меллисе это показалось разумным и справедливым. Вскоре она имела случай убедиться, что чувство самосохранения, так необходимое в мире, где всегда есть кто-то сильнее тебя (и этих "кого-то" такое множество, что шагу негде ступить), поневоле призывает к благоразумию.
Синьор Кальяро очень гордился своей конюшней. У него была дюжина превосходных чистокровных и полукровных лошадей и два лошадиных карлика: пегий и белый. Их называли "пони". Впрочем, у Гаррехаса был еще ослик, страшно усиливавший сходство синьора Клоуна и Санчо Пансы. Но этот длинноухий артист, обитавший порой в зверинце, но чаще возле фургона укротителей, в конюшню цирка не входил — у него было привилегированное положение королевского фаворита.
Меллиса любила ходить по ярмаркам и помогать мужчинам делать покупки. Это вызывало у нее приятные воспоминания о собственном богатстве. Кстати, красный бархатный кошелек благополучно здравствовал и вместе со своей хозяйкой отбыл из Парижа. Причём, он не пустовал. Но этих денег Меллиса не трогала и никому не показывала, оставив на "крайний случай".
На конской ярмарке в Дижоне Меллиса сопровождала синьора Кальяро и синьора Клоуна. Директор даже если не собирался покупать лошадь, никогда не мог устоять против этого зрелища. А сегодня господин директор хотел купить ездовую лошадь: ведь кроме конюшни существовали еще десять лошадок, которые тащили фургоны. В первый была запряжена пара, и упряжка зверинца состояла из двух смирных лошадок. Остальные лёгкие фургоны довольствовались и одной лошадиной силой.
На беду недавно пала одна из ездовых лошадей. Требовалась замена. Тащить тяжёлый первый фургон, на крыше которого лежало большинство составных частей шатра шапито, было не под силу одной арденской* лошадке. Хотя она благополучно справлялась с этой задачей последние два дня, требовалось поддержать ее.
Меллиса любила всех животных, но лошади были особой статьей. Друзья и труженики, они не считались "зверьми", и в то же время пропасть между домашними животными, такими как овцы, коровы, свиньи и Лошадью была очевидна. Меллиса следила за тем, как мужчины обсуждают достоинства и недостатки чистокровных жеребцов, безумно дорогих, вместо того, чтобы искать рабочую лошадь. Они с восторгом разглядывали лебединые шеи, шелковистые гривы, точеные ноги, благородные нервные морды и огромные глаза испанских и арабских скакунов. Эпитеты и восхищение красотой были такими же, словно речь шла о женщинах, только гораздо более почтительными.
Лишь одно удивляло Меллису. Самой ей жутко нравились лошади вороной масти, но мимо вороных и серых "господа специалисты" проходили не глядя. Наконец девочка не выдержала подобной дискриминации.
— Почему? — спросила она синьора Кальяро.
Тот уставился на вороного жеребца так, будто только заметил.
— А… — засмеялся господин директор, сообразив, чем вызвано его странное поведение. — Привычка. Вот из-за такого же красавца я однажды чуть не попал в тюрьму.
— Господин директор преуменьшает опасность, — иронично заметил синьор Клоун. — Не верь ему.
— А что случилось? — невинным голоском спросила Меллиса, хотя сразу подумала о краже.
Кальяро понял и отрицательно покачал головой.
— Гораздо проще, деточка. Цирку не следует приобретать лошадей той же масти, какая принята в полку королевских мушкетёров*. Иначе бравые вояки могут соблазниться возможностью получить бесплатно отличного скакуна.
* арденская порода лошадей — выведена в Бельгии, в Арденнах, тяжеловозы.
* в полку королевских мушкетеров не было рыжих лошадей. Роты делились на "серых" и "черных" по масти лошадей у солдат роты.
Меллиса шмыгнула носом.
— А тогда… ну в тот раз — получили?
— Ты сомневаешься? — спросил Кальяро.
Девочка вздохнула, понимая, что сомнения неуместны.
— Да, — усмехнулся директор, — ты права. Поэтому серых и черных в нашем цирке не может быть, поняла? Уже лет десять прошло, я за это время просто перестал замечать их.
— А я очень люблю вороных, — печально сказала Меллиса.
— Я тоже, — кивнул Кальяро, — любил…
— Всё равно нас подобная мера предосторожности не спасает, — сказал синьор Клоун. — Заявление, что лошади краденные, я слышу от дворян куда чаще, чем "браво!"
— Потому что работать надо, старый лентяй! — пошутил директор. — Тогда может быть услышишь. Пойдём, вот то, что нам нужно.
Они подошли к низкорослой арденской лошадке рыжей масти. Меллиса отстала и продолжала рассматривать верховых лошадей.
"Когда-нибудь у меня будет собственный конь, и я выберу тот цвет, какой захочу!" — подумала она, со злостью глядя на каких-то военных, ходивших тут же по рынку. Один из них как раз смотрел зубы вороного.
Но Меллисс понимала, что сейчас их не выпустили бы из города с такой черной или серебристо-серой жемчужиной на поводу. Рисковать она не хотела и не одобрила бы напрасного риска других артистов.
"Если бы у нас был слон! — говаривала часто мамаша Кальяро. — Тогда бы нас уважали!"
Но слона не было. Меллисс задумывалась о другом. Акробатка Мари — мать шестерых детей, красавица и кокетка ненавидела, кажется, всех мужчин за пределами цирка. И рассказывала ужасные истории о них. Меллиса как-то спросила своего большого друга синьора Клоуна, что бывает, если какой-нибудь господин желает общества и внимания актрисы вопреки ее воле. Что тогда могут сделать окружающие?
— Иногда — ничего, — просто ответил синьор Клоун. — Но мамаша Кальяро на случай остановки в каком-нибудь замке или имении требует обычно деньги вперёд. И тогда, если господам угодно развлечься за наш счёт дважды: в рядах зрителей и за кулисами, мы сматываемся. Иногда приходится не дожидаться платы за выступление. Впрочем, кто поймёт женщин? Надо оставлять им право на любовные интрижки, а то еще обидятся, чего доброго!